Темная сторона Эмеральд Эберди (СИ)

Я работаю в музыкальном магазине уже несколько лет. Это маленькое, кирпичное здание с карнизом, грязной витриной и бесящими дверными колокольчиками. Зимой тут жутко холодно, а летом – нечем дышать. Но, сколько бы нервов не уходило на починку кондиционера, это заведение – лучшее место, где мне приходилось работать. Во-первых, здесь не воняет жиром, как в замшелых забегаловках. Во-вторых, зарплата приемлемая. В-третьих, мой начальник – активная старуха, которая только и делает, что путешествует, лихо растрачивая собственные накопления. В итоге, каждый день, я предоставлена самой себе, и меня не тревожат проверками, контролем и прочей чепухой.

- Социальная антропология, значит, - сетует прямо над моим ухом знакомый голос, и я едва не роняю на пол стопку дисков. Резко оборачиваюсь.

- Саймон!

- Тише-тише, - парень в извиняющемся жесте приподнимает ладони. – Я и не думал выводить вас из себя, черная бестия.

Цокаю. Ставлю диски на полочку и вновь поворачиваюсь к другу. На нем дурацкая, широкая кепка, и я искренне усмехаюсь.

- Ты похож на пугало двадцатого века. Что это за реликвия?

- Когда тебя волновала мода?

- Я стала модницей прямо сейчас, когда заметила на твоей голове это. – Вновь криво улыбаюсь и бреду к кассе. Саймон идет следом. Он непослушно усаживает кепку глубже на макушке и вздыхает. – Что за вздохи?

- Ты какая-то тихая.

- Интересное наблюдение.

- Родди, ты даже не сорвала кепку с моей головы, не попыталась выкинуть ее в ведро на выходе. Может, это и не ты вовсе?

- Да, это не я.

- Серьезно, - парень останавливается напротив меня, облокачивается о кассу и мило прихлопывает ресницами. Он всегда строит глазки, когда добывает информацию. – У тебя точно все в порядке? А то как-то даже скучно. Никто не кричит, не выносится из магазина в агонии, не жалуется на твое ледяное гостеприимство…

- Я пытаюсь смириться с утратой.

- С какой еще утратой?

- Оказывается, вчера у меня умер отец. Теперь, наверно, положено носить траурные вещи, опускать взгляд при разговоре. Верно?

Я вновь дергаю уголками губ, а друг изумленно мешкает, то придвигается ближе, то опять отталкивается ладонями назад. Растерянно сводит брови и переспрашивает:

- Что?

- Я ведь хорошая дочь.

- Твой отец? – лицо Саймона вытягивается. Он не знает, как себя вести. Губы вроде растягиваются в улыбке, но рассмеяться – высшее проявление неуважения, чего мой друг не смог бы себе позволить. Он слишком добрый, обходительный, чтобы усмехнуться над тем, из-за чего люди плачут. – Ты серьезно? Черт, Эмеральд, это паршиво. Мне жаль.

- Жаль? – недоуменно вскидываю брови. – Чего именно? Папа не может скончаться, если его никогда и не было. Разве не так?

- В любом случае, умер человек.

- Так почему ты не плачешь? Реви постоянно, Саймон, ведь прямо сейчас умирают люди. Каждую секунду! Мы вот с тобой разговариваем, - я обхожу прилавок и театрально поджимаю губы, - а кто-то прощается с жизнью!

- Иногда ты меня пугаешь.

- Мог бы уже привыкнуть.

- Разве к этому можно привыкнуть? – парень встряхивает плечами и вновь смотрит на меня слишком пристально. Ненавижу такие взгляды. Они обозначают недопонимание, а Саймон – единственный человек, уважение которого я не хотела бы потерять. Порой, я думаю, что перегибаю палку. «Порой» наступает по вине Саймона Блумфилда, обычно в тот момент, когда он об этом даже не подозревает.

Мы познакомились девять лет назад. Тощий, русоволосый мальчишка в квадратных, несуразных очках, в болтающихся светлых шортах не мог не влипнуть в неприятности. Он боролся против всего мира, сосредоточенного в кулаках нескольких парней. Им что-то не понравилось, они почему-то решили внести лепту, а Саймон – зачем-то оказался рядом. Я возвращалась домой, когда заметила, как они избивают его за школьным корпусом. Парни били сильно, я слышала удары, взмахи, стоны, и каждый раз Саймон падал на асфальт. Но затем он поднимался. Вновь и вновь. Неугомонный, вялый мальчишка, вытирая сбитые в кровь локти, подрывался на ноги и опять падал. В его глазах горело яркое безумие. И что самое удивительное – он полностью отдавал себе отчет в своих поступках. Он вставал не потому, что он хотел убежать. Саймон поднимался, так как не мог иначе. В его характере смотреть проблемам прямо в лицо, даже если они норовят целиком поглотить тебя.

Я тогда прибежала на помощь. Тоже получила по заслугам. Уже к вечеру мы сидели в больнице, по бокам суровые, обеспокоенные мамы. У меня ручьем лилась кровь из носа, а у него на теле не было живого места. Впору бы реветь, а Саймон начал вдруг хохотать. Пожал мне руку, представился, прокартавил свой адрес и пообещал купить в парке что-то вкусное, если мама даст денег. Я повелась, но не на сладости. Я неожиданно поняла, что сойдусь с этим человеком, ведь он, пусть и лояльнее относился к миру, но не боялся того, что тот может несвоевременно дать нам под дых.

- Не смотри на меня так, – наконец, отмираю и грузно выдыхаю. – Ладно, может, я и перегнула палку. Но вот только это ничего не меняет.

- Как ты узнала?