– Конечно, нет, – возмущенно говорит он и, тронувшись с места, добавляет: – Ты наказана. Посидишь дома.
В груди у меня будто взрывается фейерверк, потому что меня никогда еще так не наказывали. Папе не было до меня дела, но я так долго ждала этого момента. Ждала, что он не позволит мне свалиться в те ямы, которые я сама для себя вырыла. Ждала, что он огорчится и расстроится из-за моего поведения и накажет меня наконец, как и должен сделать каждый нормальный родитель.
Я чувствую, как светлеет лицо и губы растягиваются в довольную улыбку, и, наклонившись, тычусь лицом в его толстое пальто и обнимаю так крепко, что он едва не разбивает вдребезги наше ржавое чудовище.
Глава 25
Поначалу это даже забавно.
Я долго принимала ванну с пахнущей малиной пеной и радужной бомбочкой, потом завернулась в пушистый халат и сунула ноги в мягкие тапочки. Уложила волосы, попрактиковавшись в новой технике завивки, и даже покрасила ногти темно-красным лаком – как-никак праздники надвигаются. Я дважды посмотрела
Я наказана на месяц. На
Не знаю, смогу ли продержаться в таком вот режиме до Рождества.
Звонит телефон. Я поворачиваюсь на кровати и беру его с прикроватного столика. Сейчас переписываюсь только с Чайной Тейт и Каем Вашингтоном. Эти двое – те люди, которые мне нужны.
Сообщение от Кая.
Взбиваю подушки и устраиваюсь поудобнее. На часах начало десятого, а я уже в пижаме и даже не смотрю телевизор. Папа с Кеннеди отправились обедать, и я даже не злюсь за то, что они оставили меня одну, потому что да, я заслужила наказание. Последний час листаю странички социальных сетей, просматриваю чужие посты – интересно, о чем говорят люди. Двое или трое отзываются о Ноа Диасе как о полном придурке, в нескольких комментариях говорят, что Харрисона нокаутировали одним ударом. Обо мне ни единого слова, ни даже намека. Прекрасно понимаю, каково им сейчас, но для меня школьная драма в прошлом. Пишу ответ Каю, и на губах появляется улыбка.
Жуткий грохот заставляет меня вскочить. Сердце на мгновение замирает. Я смотрю в окно, а в стекло бьются мелкие камешки. Потом вдруг наступает тишина. Я выбираюсь из постели, прижимаюсь к стеклу лицом, заслоняю ладонью глаза и вглядываюсь в темноту.
На нашей передней лужайке стоит Кай. Рядом лежит на снегу велосипед. Кай машет рукой, и я поднимаю раму и высовываю голову.
– Бросаешь камни в окно? Не очень оригинально.
Слышу внизу его смех, он разносится эхом в ночи и залетает в мою комнату.
– Как и подъем по цветочной решетке, – откликается Кай и вроде бы даже подмигивает, а уже в следующий момент я вижу, как он ставит ногу на цветочную решетку на углу нашего дома. Там полно колючек, но они не мешают Каю подниматься, и он делает это быстро и ловко. Забирается на крышу веранды, выпрямляется, осторожно балансируя на ветру, и идет к окну. Опускается на колени, так что его голова оказывается в нескольких дюймах от моей, и улыбается.
– Привет, Несси.
– Вы – сумасшедший, Капитан Вашингтон! – Я смеюсь, хватаю его за руку и тащу в комнату. Он протискивается в окно, приземляется, встает и отряхивается. – Тебе нельзя здесь быть!
– Тем не менее я здесь! – На нем джинсы и теплая куртка, а на руках перчатки – впервые за все время оделся по погоде. – Не хотел нарушать нашу традицию видеться каждый день. – Он снимает перчатки, засовывает их в карман куртки и смотрит на серебристые часы на запястье. – Эти сутки закончатся через три часа, так что пришлось поспешить. Ехал на велике по тротуарам, один раз даже упал и, возможно, растянул – а возможно, нет – лодыжку.