Темная сторона луны

У другого окна, за шахматным столиком, на котором были расставлены фигуры, расположился задумчивый мужчина, вглядывавшийся в женщину, стоявшую напротив. Его темно-синий костюм, белая рубашка и серый галстук выглядели вполне строго для гостя, но недостаточно официально для визита. Хотя он вряд ли был моложе Генри Мэйнарда, в его темных волосах не было видно седины. Его довольно резкий профиль смягчался не то выражением терпимости в глазах, не то добродушной линией рта.

По другую сторону шахматного стола стояла высокая, стройная женщина с рыжими волосами и насмешливыми манерами. Платье с цветочным рисунком облегало ее фигуру. Окна потемнели от надвигающегося дождя, и она как раз протянула руку к цепочке торшера. Выключатель щелкнул, когда дверь отворилась, свет залил кабинет. И мужчина и женщина резко обернулись.

- О, Генри!- воскликнула женщина.

- Привет, Хэнк,- сказал мужчина.

- Доктор Гидеон Фелл, мистер Алан Грэнтам,- с выражением произнес Мэйнард.- Миссис Валери Хьюрет, мой очень старый знакомый, Боб Крэндалл. И будь так любезен, Боб, не называй меня Хэнк!

- Задевает твое достоинство, не так ли?

- Будьте свидетелями,- сказал Генри Мэйнард,- что меня никто никогда не считал высокомерным снобом. Твои вульгаризмы, все эти шуточные стишки и коллекция типографских ошибок имеют право на существование, и в соответствующее время я приветствую их. Но я возражаю против вульгарности, направленной лично на меня, когда это совершенно неуместно. У тебя есть некие литературные претензии, Боб. Можно ли назвать Генри Филдинга Хэнком? Или, например, Генри Джеймса?

Мистер Крэндалл оглядел вытянутый указательный палец.

- Генри Филдинг,- ответил он,- подписывался "Ген.". И не называй меня лжецом, я могу показать тебе копию подписи! Если это не еще хуже, чем Хэнк, написанное любым почерком, я готов съесть "Тома Джонса", страницу за страницей. Кстати, помню, когда я был еще мальчишкой и работал в старой "Тайм-диспетч" в Ла-Форсе, Индиана...

- Избавь нас!- сказал Генри Мэйнард.- Избавь нас от еще одного остроумного или мудрого анекдота и от такого совершенства, которое можно приобрести, лишь работая в газетке маленького городишки.

- Нет худа без добра, Генрикус, это почти что правда. Хорошо, я буду серьезен. Никаких шуточных стишков! Никаких типографских ошибок! А остроумие и мудрость ты все же выслушаешь?

В литературных же анналах

Всего печальней видеть их

Могилы маленьких журналов,

Погибших за свободный стих.

- Слушайте, слушайте, слушайте!- зааплодировал Алан.

- Вы согласны со мной, мистер Грэнтам?

- Всем сердцем, мистер Крэндалл. Вы должны прочитать это Камилле Брюс. Позже, если она не отравит мой кофе...

- Я цитировал забытого барда, который освоил стиль эпиграммы, работая в газете маленького городка. Хотите - верьте, хотите - нет, Генри, наши лучшие шутливые стихи написаны теми, кто начинал подданными "четвертой власти". Я уже вне игры; я ушел в отставку в свое время и с гораздо большим мешком денег, чем когда-либо ожидал или заслужил. Но одно четверостишие - только часть длинного и прекрасного произведения - застряло в моей голове, когда все остальное забыто.

Боб Крэндалл поднялся. Его голос загрохотал:

Под окнами большими яркими

Теперь я больше не служу,

И типографский грохот старый

Звучит, словно стучащий шум.

- Каждому, кто когда-либо слышал, как начинает работать печатная машина, особенно перед рассветом, эти слова будто напомнят о родном доме. А вы знаете стихотворение про "Забегаловку в переулке, когда газету сдали в печать"?

Валери Хьюрет шевельнулась, свет лампы ласкал ее гладкую кожу и ореховые глаза.

- Не думаю, что он хочет это знать, Боб. Что мы вообще здесь делаем?обратилась она к хозяину.- Он пригласил меня сыграть с ним шахматы, я сказала, что не умею играть в шахматы...

- Боб тоже не умеет,- сказал Генри Мэйнард.

- На свете есть множество вещей гораздо более интересных, чем шахматы. Я расскажу ему о них, если он как следует попросит меня. Но не лучше ли нам спуститься вниз, Боб? Во-первых, мы нарушаем границы собственности. Правда, нарушаем, Генри?

- Откровенно говоря, Валери, боюсь, что это так. Запомни, Боб: как обычно, одна игра перед ужином, и я опять тебя обставлю. Будь здесь ровно в семь, как только начнет темнеть...

- Прошу прощения!- прогудел доктор Фелл.- Но ваш климат все еще содержит в себе сюрпризы для чужестранца. Неужели на этой широте, в середине мая, действительно начинает темнеть в семь часов?

- В этой части мира, доктор Фелл,- сообщил ему хозяин,- у нас нет режима экономии дневного света. Забудьте часы в Нью-Йорке и где бы то ни было еще. Я не привык делать неточные заявления.

- Во-вторых,- вскричала Валери Хьюрет, принимая позу богини разума,- в любой момент может разразиться дождь! Я только что вспомнила; я оставила машину за углом дома, у нее откидной верх, и она открыта. Если у кого-нибудь еще открыта машина...

Алан сделал движение по направлению к двери. Генри Мэйнард остановил его.