Темная сторона нации. Почему одни выбирают комфортное рабство, а другие следуют зову свободы

К моему счастью, я тогда пребывал в бреду. Я прятался в дуплистом дереве с подземным тайником, где меня ждали зверушки, – уж они-то меня не осуждали. Позднее я прочитал о мальчике-сироте Реми, он все время оказывался брошенным. Виталис научил его показывать уличные спектакли, театральные зарисовки, в которых главные роли играли собака Капи, две других дворняги и обезьяна Жоли-Кер[4]. С театральных подмостков на городской площади труппа рассказывала о трудностях повседневной жизни.

Преуспеть в роли жертвы или осмыслить несчастье

В юношеские годы я открыл для себя романы Жюля Валлеса «Дитя», «Бакалавр» и «Инсургент»[5]. Сюжет книг напоминал мою жизнь и то, к чему я стремился. Главный герой получает бесчисленные удары в детстве, а вернуть достоинство ему помогает университетский диплом, – он придает уверенности такому же, как и я.

Герой романа Жак Вентра – школьник – донес до меня мысль, что оскорбленный обществом должен восстать.

Восстановить свое достоинство удается лишь тогда, когда мятеж помогает истерзанному жизнью беззащитному ребенку вернуть уверенность.

В «Инсургенте» мой герой стал участником общенационального конкурса, куда попадали по результатам отбора. Задания выполняли с 8:00 до 14:00 с перерывом на обед, и Жак Вентра взял в столовой сосиски. Я обожал этот момент за отражение признания интеллектуальных способностей в результате предосудительного действия. Есть сосиски под сводами Сорбонны! Возможно прозвучит наивно, но этот эпизод стал символичным в моей судьбе. Он указал ориентир, дал основание думать, что чужое дитя, изгнанное из общества, может сделать радикальный выбор и найти себя!

Мой мир озаряла и другая мечта – страсть к науке. Я полагал, что научный факт открывает истину, хотя теперь считаю: научный факт – это факт, устанавливаемый ученым. Не ложь, не ошибка, но фрагмент мира, освещенный методикой исследователя и в равной мере его душой.

Говоря о духе дома, все понимают: камни – вещь неодушевленная, тем не менее создается впечатление, что некая нематериальная сила вдыхает в стены жизнь, невидимую глазу.

Объект исследователя не может существовать вне исследователя.

Выбор гипотезы говорит о его прошлом, а методика отбора объекта порождает ощущение, которое можно определить как «контрперенос научного объекта». Когда пациент признается психоаналитику в любви или ненависти, аналитик чувствует себя подкупленным или обиженным, польщенным или раздраженным. Так, если клинические исследования свидетельствуют, что дети, страдающие от дефицита любви, склонны развивать девиантное поведение, исследователь способен найти в этих выводах желаемые практические следствия. Он может высказаться в защиту семейных связей, возложить вину на матерей или включить полученные результаты в политическую программу по наказанию или воспитанию будущих правонарушителей.

Жюль Валлес вдохновил меня выражать идеи мира изгоев, куда я вынужденно попал. Я прочел одну научную публикацию о собаках. С недостатком витамина B12 в щенячьем возрасте они дали хилое потомство, при этом другие собаки получали во время эксперимента добавку и родили щенков с крепким здоровьем. При сомнительности с научной точки зрения эта публикация укрепила веру, что последствия трудного детства можно исправить. Мне хотелось думать, что ничего непоправимого не существует, а взрослые заявляли, будто от судьбы или социального предназначения не уйти. Научный факт устанавливается ученым, несвободным от своего мировоззрения, а читатель интерпретирует факт, исходя из своих желаний, причем не всегда осознанных.

Основу знания созидателя составляет чутье практикующего специалиста.

Такое знание подобно оценивающему взгляду торговца лошадьми – оно менее научно, а иногда и вовсе оторвано от реальности. Мне говорили, что бывают дурные дети, и в их пустые головы ничего не вложишь: они растут в неблагополучной среде, из-за плохих оценок в школе и бесконечных драк часто оказываются в тюрьме. Я полагал, что если молчать и держать в тайне историю своего детства, то можно избежать проклятия.

Однажды в 14 лет мне представилась возможность оказаться в заведении для детей, большая часть из них были сироты войны[6]. Директор заведения г-жа Луба работала в Польше с Янушем Корчаком[7] – этот польский педагог и педиатр хотел, чтобы воспитание осуществлялось в «республике детей».