Темная сторона неба

— Значит, случился Раздел, и тамошние проныры оказались правы. Мы делали по три-четыре рейса в день. Мусульман — в Карачи, индусов — в Дели. Платили хорошо. Еще бы не платить. Техническое обслуживание — никудышное, половина взлетно-посадочных полос — просто грязные площадки, и каждый, кто имел оружие, палил по каждому пролетающему самолету. Но у нас появлялись в те дни кое-какие светлые идеи. Мы не собирались всю жизнь корпеть там на других. Мы хотели иметь собственный самолет, организовать собственную компанию — Китсон-Клей. Один самолет, пара пилотов и на виски всем, кто зарабатывает аэродромом. Это была не такая и плохая идея. Мы могли бы начать с одного самолета. Были люди, которые владели самолетами и делали деньги.

Я улыбнулся, вспомнив те времена.

— Ну и вот, летаем мы три месяца, возим беженцев, и предлагают нам самолет — старую, заезженную «Дакоту», с которой никто другой не справился бы и не прикоснулся бы к ней. Вот почему мы могли себе позволить приобрести её. Мы её залатали, подновили — и бизнес завертелся. Неплохо пошло. Мы даже написали на борту: «Авиалинии Китсон-Клей». Ничего особенного мы не делали, все та же перевозка беженцев. Но это был наш собственный самолет. Потом, в 1948 году, индийское правительство начало наводить новые порядки в некоторых княжествах-штатах — Хайдарабаде, Тунгабхадре и прочих — там, где принцы и двор состояли из мусульман, а население — из индусов.

Я сделал ещё глоток, а она к своему стакану так и не притрагивалась. Ширли напряженно смотрела на меня.

— Теперь я считаю, что все эти князьки и навабы сделали бы куда лучше, если бы дали деру в первый же день Раздела. Но это легко сказать. Ведь большинство из них сидели на своих местах долгое время и не рассчитывали, что им когда-нибудь придется убраться. И вот в одно прекрасное утро они проснулись и увидели, что в ворота их дворцов ломятся толпы, а по дороге движется колонна индийских войск. Вот тут они и заголосили и стали просить о воздушном мосте.

Я перевел дух и продолжил:

— На следующее утро на аэродром приходит один малый, собирает директорат компании «Китсон-Клей» и говорит, как хорошо было бы слетать в одно из княжеств, через Кач, а не через Тунгабхадру, как бывало. Слетать с нескодькими ящиками туда, а обратно — с тем, что захочет вывести местный наваб, скорее всего — самого себя.

Ширли тихо промолвила:

— А в ящичках было оружие.

— Было.

— А вы знали об этом в то время?

— Да. На ящиках было написано.

Она кивнула, а я продолжил свое повествование:

— Лететь надо было, насколько я помню, миль пятьсот, до маленькой частной взлетно-посадочной полосы рядом с дворцом, дверь, так сказать, в дверь. В этом полете мы не рассчитывали на заправку. Я это помню по тому, что мы взяли с собой несколько пятигаллоновых канистр с топливом и сложили их в хвосте. В этом месте мы до этого ни разу не бывали, и полоса не была отмечена на картах, так что мы столкнулись с небольшой проблемой, отыскивая её. Мы кружили над районом и высматривали её, проявляя при этом осторожность, так как предполагали, что там расположилась бригада индийской армии, которая вроде как осадила дворец, и нам очень не хотелось напороться на нее. — Я сделал глоток виски. — Мы и не напоролись на нее, а прошли в полутора тысячах футов у неё над головой. И кто-то полоснул нам по хвосту.

Десять лет вся эта картина стоит у меня перед глазами. Но сейчас это слова. А тогда я распахнул дверь кабины, увидел повреждения и первые язычки пламени в районе кучи канистр. Я схватил огнетушитель и бросился туда, где было две сотни галлонов авиационного спирта. Распахнув дверь, я крикнул Кену, чтобы садился, скорей садился.

Мы сохранили привычки транспортной авиации и летали без парашютов. Странно — но я и до сих пор так делаю.

Я постарался пристегнуть себя к креслу рядом с Кеном, который повел самолет в пике под углом 45 градусов и сваливал его на крыло, чтобы пламя шло в сторону от хвоста. Мы оба ждали взрыва, а это означало бы, что в будущем компании Китсона и Клея пришлось бы пользоваться только половиной самолета. Обычно полторы тысячи футов — это низко. Но не в тот день.

Красиво он это делал, кладя машину на крыло, выбирая место, куда бы сесть, управляя «Даком» так, как я и не подозревал, что с ним можно так обращаться (а я уже тогда мог управлять им с закрытыми глазами). Пожар вывел из строя кабели к рулям высоты, и Кен удерживал нос, манипулируя триммерами. Медленно, ужасно очень медленно мы шли на снижение, но вот наконец машина плюхнулась на залитое водой мягкое, пружинистое, грязное поле, и такое приземление, должно быть, смахивало на спуск на воду нового линкора. В результате шлепка ослабший хвост отвалился, хотя поначалу мы этого не видели. Самолет скользил по воде, поднимая веер брызг, словно это был торпедный катер.

Потом наступила тишина, картина прояснилась, и мы увидели пылающий хвост в пятидесяти ярдах от нас. И в этот момент мы поняли, что снова живем.