Темная сторона неба

Он кивнул, словно это что-то решало. Я налил себе ещё коньяку. Я уже выпил больше, чем мне хотелось, но я ещё не кончил рассказа и нуждался в какой-то помощи.

— Она была частью твоих планов, Кен. И должна была быть: она была единственным существом, которое давало смысл всем этим поискам. Она прекрасно понимала, что Хертер и наваб не найдут этих драгоценностей. Сами не найдут. И ты был для них большим шансом. Так что когда ты разыскал драгоценности, то складывался такой план: ты, она и драгоценности скрываются в тихом месте. — Я отпил коньяку и продолжил рвать на куски его мечту. — Но прежде всего ей нужны были драгоценности. Они означали для неё свободу, новую жизнь и все такое прочее. Ради них она готова была закопать наваба. И тебя, однако, тоже. Когда ты не нашел их, а я нашел, она пыталась переключиться на меня. — Кен слушал, не отводя взгляда. А я шел, как танк. — Она пришла ко мне в номер в Триполи и сделала мне одно предложение. О, оно было так прекрасно обставлено, но смысл его был прост: возьми драгоценности себе — и тогда можешь взять и меня.

Лицо его сделалось похожим на побитый ветрами и дождями камень.

Потом он кивнул и как-то очень обыденно произнес:

— Да, это она могла. — Я с глупым видом уставился на Кена. А Кен добавил: — Я любил её.

Он раскрыл ладони, стакан выпал и разбился у его ног.

Я медленно опустил голову вниз, поднял, опустил, поднял, сам не зная зачем. Потом произнес:

— Она снова ушла с ним, Кен. Раз мы не обзавелись этим добром, она снова ушла к нему. В прошлый вечер ты наверняка сказал ей, куда мы собираемся — а она пережала ему. Только так они могли узнать.

Кен кивнул. Вдруг шум двигателя «Пьяджо» потряс помещение. Я прислушался к этому звуку, в первый момент не в силах поверить, потом бросился к двери.

— Остынь, — услышал я голос Кена.

Я уже взялся за щеколду, когда обернулся. Кен наставил на меня «вальтер».

— Он убьет себя, — сказал я. — И её.

— Отойди от двери.

Я отпустил щеколду и медленно сделал несколько шагов назад.

— Пусть использует свой шанс, — сказал Кен. — Ветер хороший. А я его научил.

Вот завелся и второй двигатель.

— Какой это шанс? — возразил я. — Ей лучше предстать перед судом.

Кен на меня не смотрел, но «вальтер» продолжал. Потом Кен встал и пошел к двери, прислушиваясь к рокоту двигателей.

— Я не хочу, чтобы она оказалась под судом.

В рокоте двигателей ему послышался изъян, он кивнул сам себе.

Я распахнул дверь и выскочил на солнце. На улице шум был громче, отдаваясь туда-сюда от стен. У своих дверей скучились местные жители, а два мальчишки побежали впереди нас.

Кен запихнул «вальтер» под куртку, и мы бросились бежать, стараясь не споткнуться на неровной мостовой.

Двигатели стали набирать обороты, когда вы выбежали за пределы деревни и оказались у спуска к равнине. Собирались и другие жители острова.

«Пьяджо» ещё не двигался с места. Двигатели набирали обороты, и нос «Пьяджо» прижимался к траве. Но вот тормоза отпущены, нос приподнялся, снова прижался к земле, и «Пьяджо» пошел в разбег.

Машина, казалось, шла очень медленно, кренясь и пошатываясь, преодолевая высокую траву. Но вот пошла трава помельче, скорости прибавилось, песок полетел из-под колес. Наконец «Пьяджо» вышел на чистый песок и побежал навстречу морю. Нос приподнялся, завис, машина мгновение пробежала на одном главном шасси и тяжело поднялась в воздух, задирая нос в небо.

— Нос книзу, нос книзу, — прошептал Кен.

«Пьяджо» ещё не летел, он еле оторвался от моря и держался над ним на опасной высоте и на минимальной скорости. Он хотел набрать высоту, но не мог, потому что слишком задрал нос и при таком угле нельзя было прибавить в скорости. Наваб не был настоящим пилотом и не знал, что порой приходится жертвовать высотой, как бы низко ты ни шел, чтобы получить прибавление в скорости…

И вот машину достала волна. Она ударила по левому колесу и взорвалась в винте, образовав облако, словно это был дым от выстрела. «Пьяджо» покачнулся, нос приподнялся, крыло коснулось волны, прошив её, и на мгновение самолет завис, дрожа всем корпусом.

Подошла следующая волна и почти лениво зацепилась за кончик крыла, самолет внезапно завалился через крыло и ударился о воду.

Быстро улеглись брызги, и мы мельком увидели брюхо самолета и шасси в водовороте пены. Потом пену отнесло волной. «Пьяджо» скрылся в морской пучине.

Волна гулко ударилась о берег.

Что-то наподобие вздоха прокатилось по кучкам собравшихся жителей деревни. Когда я посмотрел на них, они поспешно отводили глаза, начинали суетиться и неспешно двигаться в сторону деревни. Внизу двое мужчин побежали за лодкой.

— Я смог бы, даже с одной рукой, — сказал Кен. — Я смог бы…

— Она тебя не просила, — ответил я.

Он кивнул и продолжал стоять, глядя в море и растирая левую руку.

— В конечном итоге никто не становится богатым, — произнес Кен. Я думал, что он разговаривает сам с собой, пока он не сказал: — А что, ты говоришь, ты получил за ту первую партию?

— Пять тысяч фунтов. Часть из них пойдет на ремонт «Дакоты». А часть лучше отдать жене Моррисона.

Он кивнул.

— Да, никто не становится богатым.