«Неудивительно, что обувка у него превратилась в лохмотья», — подумал я.
Честно сказать, я растерялся. Те лекарственные средства, которые Миша принимал у нас, до сих пор стабильно удерживали его в состоянии тупой покорности. И вдруг… Что же ему еще назначить? Окончательно заглушить мозговую деятельность? Нехорошо.
Надо срочно поговорить со Штерном. Что у нас творится в отделении? Реинкарнация… Черт ее побери!
* * *
День — вторник.
Он был моряком, как и я. Я должен был догадаться.
Впервые я увидел море в Одессе. Когда сбежал, наконец, от бабки с матерью, из Нижнего. Приехал ночным поездом, и тут же понесло меня на берег. В теплой влажной чернильной темноте ночи не было видно моря, но я отлично слышал его. Громадное, бесформенное и неловкое, ворочалось оно где-то впереди, тщетно пытаясь выбраться на берег, рыча, вскидываясь, задевая царапками камней мои босые ноги.
Стихия. Море. Свобода.
Никто не может сломить, преодолеть эту силу.
И я впервые захотел принять ее, взять себе. Мне так радостно было осознавать, что я уже почти взрослый…
Спустя год на том же самом месте мне и подвернулась возможность.
— Вадим, — сказала девка. — Не угостишь ли даму красненьким?
Мы выпили вина в ближайшем кабаке, потом она потянула меня на берег. Но повела каким-то кружным путем. Наверное, хотела заманить в воровской шалман и ограбить.
Я догадался, когда вместо берега мы оказались с ней в глухом переулке.
— Кажется, мы не туда попали, — сказала она, притворяясь, что это ее удивляет, и заржала. Лицо у нее сделалось тупое и бессмысленное, как у жующей овцы.
— Зачем ты меня обманываешь? — спросил я ее. — Притворяешься. Нехорошо!
Она хихикала и кривлялась, делая вид, что пьяна. А я схватил ее за волосы — у нее были длинные черные волосы, как у всех них, и, дернув, намотал на кулак… Чтобы не видеть дурацкой ухмылки на размалеванной роже.
Она вздумала было вопить, но я зажал ей рот ладонью и, хотя она кусалась, противно слюнявя мне пальцы языком, я не разжал руки до самого момента, когда у нее начались конвульсии.
Тогда я ее отпустил. Она отдышалась и, вообразив, что все еще может спастись, побежала от меня, неловко перебирая ногами.
Я вытащил из кармана нож, догнал гадину в три шага и тогда уже угостил ее красненьким на славу.
На всю катушку.
* * *
Как я и ожидал, Юлия Александровна оказалась дамой властной и с амбициями.
Особенно ее сугубое внимание к мелочам меня бесило. Она входила во все, всем интересовалась, все замечала.
Штерн, как заведующий, тоже проявлял дотошность. Но, склонный прощать старику его немецкий педантизм, ту же самую черту у дамочки я возненавидел, отнеся на счет въедливости характера.
Я злился, но спустя четыре дня мне стало не до того. Воцарение Борисовой меня больше не волновало. Потому что в отделении случилось ЧП.
Миша Новиков пытался убить себя.
Для этого он разорвал ночью свои пижамные штаны, скрутил из них жгут, закрепил на спинке кровати и полночи провисел, полузадохшийся, потеряв сознание, в петле, которая не затянулась до конца.