Дорогая Дженни! Я не политик и не агент-разведчик. Всего лишь обычный врач. Но я честный человек.
Когда мы воевали с бурами и покойного героя войны Китченера обвиняли в излишней жестокости к населению за устройство концентрационных лагерей — я был готов принять и оправдать его поступки военной необходимостью, ведь это было открытое противостояние.
Но закулисные убийства, расшатывание и подрыв устоев государственной власти ради временной политической выгоды? Нет. Как истинный английский джентльмен такой подлости я одобрить и принять не могу. Я должен непременно кому-то рассказать все, что знаю.
Я обязан это сделать. И я уже придумал, как поступить. Последние несколько дней в городе только и говорят о Петроградской конференции Антанты. Мы все с нетерпением ждем прибытия англичан, в особенности нашего военного министра, лорда Милнера. Я уверен, этот достойный человек, государственный деятель и англичанин даст мне наилучший совет.
Для удобства дела я изложил все известные мне обстоятельства на бумаге и, заклеив конверт, спрятал до поры в своей комнате, в особом укромном месте. Я очень подробно изложил все, что видел и слышал в доме князя Дмитрия. Особенно те случаи, когда мне удавалось наблюдать явление двойников. Уверен, что эти маскировки устраивались для отвода глаз, ради избавления от слежки и, возможно, для алиби.
Тот, кто изучит мои записки, получит ключ ко всем делам заговорщиков.
Не волнуйся за меня, дорогая Дженни, я буду предельно осторожен.
Береги себя и папу. Выполнив задуманное, я сообщу тебе письмом свои дальнейшие новости.
Уважаемая миссис Джейн Гарденс!
Мы получили ваш новый запрос относительно вашего мужа, направленного нашей союзнической миссией на работу в английском госпитале.
С прискорбием сообщаем вам, что м-р Гарденс мертв.
Нам пришлось предпринять особые усилия, чтобы установить местонахождение его тела. Пару недель назад доктор Гарденс покинул госпиталь и с того момента на службе больше не появлялся.
Английская миссия официально обратилась в Охранное отделение. Согласно донесению полицейских, тело м-ра Гарденса, подданного Британской короны, было найдено обывателями в Петрограде на углу Итальянской и Садовой улиц. Обстоятельства его смерти неизвестны. Коллеги опознали м-ра Гарденса: увы, это именно он, а не «подставное лицо», как вы пишете.
В настоящее время в городе вот уже несколько недель происходят беспорядки. Нападениям подвергаются магазины, частные дома и государственные учреждения, офицеры царской армии, немцы, да и вообще иностранцы. Сожжен дом шведского гражданина Фредерикса, разгромлены полицейские участки, один из них уничтожен бомбой террориста.
Русский премьер-министр Голицын намерен объявить в Петрограде осадное положение.
Как вы понимаете, в этих условиях ваша безопасность не может быть никем гарантирована, и мы решительно возражаем против идеи вашего приезда сюда. Это было бы величайшим безрассудством с вашей стороны, и это совершенно исключено!
Со своей стороны мы обещаем предпринять все усилия для кремирования тела вашего мужа, доктора Гарденса, и отправки его праха на родину.
Примите наши глубочайшие соболезнования!
P. S. Никакого конверта с документами в комнате, занимаемой вашим мужем, мы не обнаружили. Ваши слова о «подставных лицах» и «двойниках» остались нам непонятны. Еще раз примите искреннее сочувствие.
ДАР ХРАНИТЕЛЕЙ
Три с половиной тысячи лет каменные глаза следят за всем, что творится в мире. Могучие львиные лапы напряжены, но обездвижены; мощь мышц скована розовым асуанским гранитом. Приготовленные своими давно мертвыми создателями защищать, не теряя верности и не отрекаясь от самих себя, грозные существа берегут то, что им доверили: внутри камня — дыхание. Изрезан гранит магическими текстами; ни слово, ни изображение не теряет силы. В правильном порядке запечатлены числа, тайные имена, тени, двойники, божественные искры.
Они спят.
И нельзя самовольно прервать величественный сон Хранителей.
Если б не галки, все получилось бы. Казалось — уже проскользнули. Но голый осенний лес, пустой и звонкий, заполняла тишина слишком хрупкая, подобная первому льду, лежащему матовой глазурной корочкой на неглубоких лужах.
Отец наступил на еловый сучок; треск грянул выстрелом и убил тишину. Стая примороженных галок, бродивших на опушке, в панике взмыла вверх. На их черных крыльях унесло в небо все мои надежды…
— Папа, прячься, — зашипела я, кидаясь в грязь с нашими узлами. Кряхтя, отец опустился на землю рядом со мной. Он такой неловкий, неповоротливый. Разумеется, опоздал: нас заметили.