Темная сторона Петербурга

Гундосый расхохотался, а потом вдруг обиделся.

— С чего это я стану бояться? — сказал он. И, присвистнув, спросил: — Чегой-то ты задумал, дристун паршивый, козлиная борода? Нежли какой финт насочинил?

— Да нет, — пробормотал его приятель, озираясь по сторонам. — Я же так только. Что-то мне вроде не по себе.

— Холодрыга, конечно. На вот, глотни согревающего. Давеча в трактире у одного фляжечку умыкнул. Делюсь с тобой, как честный человек…

Укрывшись за каменным парапетом от ветра, выпили по очереди водки. Вечерняя синева быстро окутывала город, проливалась на невский лед темными чернилами. Кое-где желтый масляный свет фонарей разбавил ночь, но его было слишком мало.

— Ну, давай уже, что ли? Час глухой самый, — подначивал один.

— Погодь. Слышишь — снег скрипит? Бредет кто-то в той стороне. Еще, поди, заметят нас, — отвечал другой.

— А позже конный разъезд застигнет! Комендантский час в Питере, слыхал?!

Сварливо переругиваясь, разогретые водкой, они привалились друг к другу боками, подождали еще. И еще.

В полночь, уже не чувствуя ног, гундосый очнулся. Его приятель заснул, зарывшись в сугроб. Лицо его с закрытыми глазами побелело, но он дышал: от губ и носа веяло теплом.

Гундосый поднял голову вверх: ему показалось, что каменный сфинкс справа шевельнулся и подмигнул ему.

Негодяй вздрогнул, ухмыльнулся. Он не стал расталкивать своего дружка; воровато оглянулся по сторонам — все вокруг было тихо, лишь ветер крутил поземку над сугробами набережной. Тогда он потянулся рукой за пазуху к своему приятелю и потихоньку выудил оттуда полотняный мешочек с гранитным осколком. Достал нож и сунул спящему под ребро, придержав и надавливая посильнее, пока приятель хрипел и дергался.

Потом, деловито обтеревшись снегом от крови, спрятал нож и вынул из своего заплечного мешка потайной фонарь, каким моряки пользуются на флоте для подачи сигналов. Разжег фитиль кресалом, прикрыл огонек колпаком. И принялся действовать.

Отыскав указанную на бумажной схеме выщерблину в правой скульптуре, вынул гранитный осколок из мешка и приладил его точно по выемке. Камешек встал на место, закрыв собою выщерблину так ровно и точно, будто прирос на прежнем месте.

Гундосый отошел от сфинкса и встал посередине на равном от каждой скульптуры расстоянии.

Теперь, поворачивая голову, он мог видеть лицо и глаза одного сфинкса слева от себя, и другого — справа.

— Ну, пора.

Развернув перед собой бумагу с подсказками, он принялся, запинаясь, читать, произнося вслух абсолютно бессмысленную для его уха абракадабру.

Дико звучали посреди завываний северного ветра имена Тота и Исиды, древнеегипетские заклинания, призывающие Око Ра, Око Гора, оружие Сетха, стрелы Сехмет, повелителя Бау Анубиса и душу самого Небмаатра,[15]«льва ужасного, поправшего нубийцев, разорвавшего всех вождей их, лежащих в крови, один на другом…»

Гундосый читал, отворачивая лицо от леденящего дыхания пурги; глаза его слезились, и он не мог видеть того, что творилось вокруг под прикрытием кромешной тьмы.

Он не замечал, как стекаются юркие тени, окружая его со всех сторон; как при неярком свете его фонаря загораются нездешним светом крохотные злобные огоньки вокруг; он не увидел, что убитый им приятель уже погребен, скрыт под грудой тел, что хищные лапы топчут его грудь и довольно урчат, вылизывая еще теплую кровь из перекушенной артерии…

Дочитав записку, он вынул из кармана древний папирус, сжал его в кулаке и, примяв в снегу ямку, установил там фонарь, укрыв от ветра. Приподняв крышку фонаря, сунул папирус в огонь. Сухой лист вспыхнул; корчась в пламени, затряслись, заплясали иероглифы магического текста из Книги Мертвых.

Мгновение — и пепел развеялся порывом ветра.

И тогда взорвался воздух: высокий гулкий вздох грянул над городом и, нарастая, пошел волной по Неве, через Неву, отражаясь эхом в пустынных улицах, в стенах домов, отзываясь дрожью ужаса в сердце каждого, кому довелось его услышать. Весь город будто встряхнуло громадной невидимой лапой великана: снежные вихри закружились по всему Петрограду и рванулись туда, к месту, где родился громовой звук, к тому, кто позвал их.

Злосчастный искатель клада рухнул на снег.

Сугроб, в котором лежало тело его мертвого приятеля, весь изрытый проталинами и ямками от выпущенной на него горячей крови, вдруг зашевелился. И убийца увидел, что все пространство вокруг заполнено… кошками.

Голодные звери, довольно урча, топтались над мертвым телом, уминая лапами снег и хищно поблескивали круглыми глазами в сторону другой добычи.

Каменные сфинксы глядели на происходящее и усмехались. На их живых лицах, повернутых в сторону того, кто их разбудил, несчастный убийца и грабитель разглядел свирепый оскал и такую жестокую и неподдельную радость, которую оказалось не под силу вынести его слабому разуму.

Убийца захохотал, широко разинув рот.

Налетел снежный вихрь невероятной силы, взметнулся столбом, оторвал жалкую фигурку человека от земли и швырнул обратно, ударив виском о гранит. Таким был предназначенный негодяю Дар Хранителей…