Темная сторона Петербурга

Постоял, прислушиваясь, в темноте — сердце прыгало, в ушах колотилась разгоряченная адреналином кровь.

Сосчитав до двадцати, Пашка открыл глаза. И все-таки зажег свет.

Глянул сквозь ресницы — в окне, за плечами маленького съежившегося Пашки, стояла ночь, далекие огни горели на проспекте — и ровно ничего инфернального.

Отдышавшись, Ветлугин отвернул кран и, припав к нему ртом, обливаясь, жадно выпил холодной воды. Постоял, подумал.

— Идиот, — сказал сам себе вслух. — Достукался? Уже мерещится, как старой бабке. А ведь предупреждал тебя, дурака, Минздрав — не пей, не кури, не играй в преферанс со студиозами по ночам!

Звук собственного голоса, такой знакомый, сугубо материально сотрясающий воздух, — успокаивал.

Болтая разную чушь, Пашка прокрался в коридор и быстро зажег там свет. Ничего сверхъестественного в прихожей тоже не оказалось.

Стараясь не смотреть в зеркало, Пашка проскочил мимо него обратно в спальню, кинулся на кровать, зарылся в одеяло и, сосчитав до трех тысяч семьсот пятидесяти четырех овец, все-таки уснул.

Свет, зажженный им в кухне и прихожей, горел до самого утра.

* * *

— Ну, ладно, — сказал себе Ветлугин на следующий день. — Рассмотрим все обстоятельства…

Умывшись и выпив кофе на кухне, с солнечными пятнами на цветастых финских обоях, Пашка и сам уже не понимал — чего он так испугался вчера. Зеркало? Тень? Чепуха! Игра воображения. Показалось.

Без особого пиетета он взял зеркало из прихожей и перенес его в спальню, уложил на застеленную кровать «лицом» вниз и принялся рассматривать тыльную сторону в поисках какого-нибудь клейма.

Деревянный задник и рама оказались настолько загрязнены и потерты, что невозможно было разглядеть подлинный цвет дерева и разобраться: береза это или дуб, липа или сандал, кедр или мореная елка?

Пашка вооружился лупой с четырехкратным увеличением и приступил к подробному осмотру, тщательно протерев зеркало тряпкой.

В правом нижнем углу рамы отыскался написанный чернилами четырехзначный инвентарный номер. Выходит, зеркало обреталось где-то на официальных началах: оно было кем-то учтено, внесено в реестр собственности какой-то организации. Или хранилось в большой частной коллекции, грамотно оформленной и ухоженной.

С одной стороны — это хорошо. У предмета есть история, можно подтвердить реальный статус. С другой — а вдруг зеркало все же украдено? Хм…

Пашка перевернул зеркало и, стараясь скользить глазом по отражению, как водомерка по воде, изучил раму спереди.

Замысловатый резной узор из листьев, цветов и виньеток местами был отколот, расщеплен и погрызен мышами.

В самом низу, в некрупном деревянном медальоне, просматривался какой-то герб. Из всего на нем изображенного более-менее сохранился только восьмиугольный крест, равноудаленные лучи которого сходились к прямоугольному щитку. Крест был слегка вдавлен, и на внутренних частях еще белели следы светлой эмали, которою, видимо, он был когда-то покрыт полностью. Никаких других красок и заметных элементов опознать не удалось — зеркало явно хранили в неподходящих условиях.

То, что владелец-«синяк» полагал императорским вензелем Наполеона I, было вырезано на сильно обтертом силуэте гербового щитка над крестом и, по мнению Пашки, больше напоминало две параллельно поставленные палки, нежели букву «Н». Цифра I читалась четко.

Почему же Наполеон? Почему не… Петр?

Пашка Ветлугин, хоть и поднаторел за годы антикварной охоты кое в чем, в геральдике разбирался слабо. Но даже ему было понятно, что восьмиугольный крест смотрится чужеродно и вряд ли мог бы располагаться на гербе русского государя.

А значит?.. Ну и что это значит?

Да фиг его знает!

Надо бы порыться в каталогах и справочниках, поискать — вроде бы он видел где-то похожий крест, но где именно? Этого Пашка вспомнить не мог.

А вдруг и вправду — зеркало Наполеона? Да нет! Это было б слишком хорошо. Но если это хотя бы Франция, XIX век, времен Бонапарта…

Все же мысли о Бонапарте подняли Пашке настроение.

Пожалуй, Эльдару предстоит нехило раскошелиться! Беззаботно насвистывая, Пашка смотался в магазин на проспект, отстояв недлинную очередь, купил банку шпрот, хлеба и пива.

Вернувшись домой, решил переставить зеркало из прихожей, чтоб не мозолило глаза. Вот только куда его деть? Задвинуть под кровать — там, конечно, места много, но пыльно.

И потом, мысль о лежащем под кроватью зеркале не грела. Вряд ли оно там принесет хорошие сны.

В кухню? Тесно. Разобьется еще. Куда же? Оставалась ванная.

Пашка отыскал в шкафу большой кусок полиэтилена, давно припрятанный там ради каких-то позабытых целей, укутал зеркало в полиэтилен и перенес в ванную, приткнув за стиралку возле стены. Пришлось выдвинуть массивную «Вятку» вперед, еще чуть-чуть сократив узкую тропинку между ванной и стеной.

Быстренько перекусив, Пашка вернулся в комнату и с головой ушел в поиски. Долго копаясь в завалах на письменном столе, разыскал среди всевозможного хлама — инструментов, газет, журналов и книг — все вперемешку, несколько каталогов и все альбомы по искусству, какие были в доме.