Подъем к кладбищу был крутым, но Поль Бергстрём продолжал идти вперед, стиснув зубы и помогая себе тростью. В этот особый день он надел свой лучший твидовый пиджак и тренч из семидесятых, который обычно доставал только к лету.
«Сила есть, ума не надо» – так говорят. Но сейчас ему отказывает всё – и ноги, и голова. Так бывает, когда тебе восемьдесят. И на склоне жизни все равно приходится карабкаться в гору. Это несправедливо. Поль добрался до кладбища и, крепко сжимая букет, вошел в ворота. Зрение тоже ухудшилось.
– Где же могила Эммы? – пробормотал он, вглядываясь в гранитные памятники между липами.
Столько зелени, что трудно было что-то узнать. Поль остановился, чтобы отдышаться, и оглянулся по сторонам. Белоснежная церковь слепила глаза.
– Небольшое чудо мне сейчас не помешало бы, – снова пробормотал он.
В церкви, в прохладе сакристии[7]
, Луиза Альм обдумывала воскресную проповедь. Она зажгла свечу и теперь, накручивая локоны на палец и пожевывая ручку, записывала свои соображения в блокнот.Среди прихожан были как старые, так и молодые люди, и в последние годы их тревога нарастала. Все больше прихожан искали встречи с Луизой и с дьяконом. Казалось, люди всех возрастов переживают кризис. И у каждого было больше проблем, чем способен вынести человек. Так, по крайней мере, ей казалось. Луиза чувствовала, что ее одной не хватает для нужд прихода. Ей было всего сорок лет. Проблемы, с которыми сталкивались пожилые прихожане, были не знакомы Луизе. А жизнь молодых вообще казалась для нее загадкой, несмотря на то что у нее было двое детей. Луиза постоянно сомневалась в себе. Как может она быть пастырем этому стаду разбредающихся в разные стороны божьих тварей? Раньше ей казалось, что церковь – ее призвание. Теперь она думала, что просто пошла на поводу у своего эгоизма. Пламя свечи задрожало. Она подняла глаза и увидела на пороге церкви пожилого человека с букетом в руках и со слезами на глазах. Создавалось ощущение, что он заблудился.
– Я могу вам помочь? – спросила Луиза, откладывая ручку.
Вид у него был абсолютно беспомощный.
– Можете подойти? – спросил он, протягивая дрожащую руку и одновременно роняя букет. – Простите, меня зовут Поль Бергстрём.
– Добро пожаловать. Меня зовут Луиза Альм. Я возглавляю церковный приход. Мы уже встречались, но вы, наверное, забыли, – сказала она, пожимая руку и нагибаясь, чтобы поднять букет.
Вместе они прошли к гранитному памятнику, на котором были вырезаны три имени и еще оставалось место для новых. Рядом с красным гранитом стоял черный камень поменьше. В молчании постояли у могилы. Дыхание Поля участилось. Луиза терпеливо ждала.
– Я теперь чаще посещаю могилы, чем живых людей, – произнес наконец Поль. – Но как-то неприятно посещать свою собственную могилу, согласитесь?
– Не понимаю…
– Видите черный камень? – спросил Поль. – На нем мое имя, но без даты…
– Не может быть. Как странно! Может, это какая-то ошибка? – удивилась Луиза.
– Я его не заказывал, – ответил Поль.
Он ткнул в камень тростью, словно проверяя, не мерещится ли он ему. Камень остался неподвижным.
– И я не буду здесь лежать, когда придет мой час, – продолжил Поль. – Я буду покоиться рядом с Адель, моей женой. А Эмма лежит здесь, где и должна. Рядом с мужем и дочерью.
– Но зачем тогда вы заказали памятник? – недоумевала Луиза.
– Не знаю, – всхлипнул Поль. – Я боюсь…
– Успокойтесь, Поль. Наверняка у вас были причины. Я могу проводить вас домой. А потом мы все выясним.
– Спасибо, – поблагодарил он, высморкавшись. – Очень мило с вашей стороны. Не вернете мне букет для Эммы? Я здесь ради того, чтобы положить его на ее могилу.
Луиза не спешила входить, любуясь деревянным домом, окруженным яблоневым садом.
– Я сам его построил в пятидесятые, – рассказал Поль. – Строил в выходные и во время отпуска. А потом женился на Адель. Но она умерла десять лет назад.
– Я помню вас на похоронах Эммы. Вы не были женаты, – сказала Луиза.
– Нет. С Эммой мы жили вместе пять лет. Ее муж с дочерью погибли в автомобильной аварии восемь лет назад. Остались только внучки. Очень милые девочки. Их фото у меня в гостиной.