Как бы сильно ни хотелось Аэрону взять все и сразу, он не позволил себе торопиться. Они это уже проходили. На этот раз он будет смаковать, растягивать удовольствие. На этот раз он узнает все про ее прекрасное тело.
— Я сейчас… Аэрон…
— Хорошая девочка.
Язык его запорхал быстрее и настойчивее. Бедра Оливии задвигались вперед и назад, и, нащупав вход в ее лоно, Аэрон проник в него языком. Оливия закричала, содрогаясь от мощного оргазма.
Аэрон не знал, сколько прошло времени — минуты, часы, дни? — прежде чем она успокоилась настолько, чтобы он смог наклониться и поцеловать — и обласкать языком — икры, которые так восхитили его прежде. Потом он выпрямился и воздал должное внимание ее пояснице. Кончиком языка нащупав там две впадинки, он ласкал их, одновременно скользя руками вверх… вверх… пока не сжал ладонями ее груди так, как ей нравилось. Оба ее соска все еще были восхитительно твердыми, точно жемчужинки, и Аэрон принялся перекатывать их между пальцами.
«Еще».
— Я готова, — сообщила Оливия, тяжело дыша. — Возьми меня.
— Еще не время.
Ее лоно увлажнилось, но Аэрону требовалось, чтобы оно буквально истекало любовным соком. Оливии предстояло расстаться с девственностью, и он хотел, чтобы все прошло для нее как можно легче.
Его собственный первый раз случился с младшей греческой богиней, одной из трех фурий, Мегерой, или Ревнивицей, как ее обычно называли. Она предпочитала грубый секс и боль — еще одна причина, по которой Аэрон всегда избегал женщин, любящих жестокость в постели. Хотя с Оливией он даже не вспоминал о преимуществах нежных любовниц перед дикими или наоборот. Он просто предпочитал Оливию.
Привстав, он провел языком вдоль ее позвоночника — и, нащупав оставшиеся на месте крыльев шрамы, поцеловал их тоже, нежно облизывая. Все это время он продолжал поднимать ее платье выше и выше, пока совсем не стянул его ей через голову. Шелковистые локоны каскадом заструились по плечам и спине Оливии, закрыв отражающиеся в зеркале груди, но Аэрону было необходимо их видеть, поэтому он отвел волосы в стороны.
В зеркале снова отразились ее затвердевшие соски, и он ущипнул их. Полуприкрыв глаза, Оливия уронила голову ему на плечо. Его толстый длинный член, отчаянно жаждущий проникновения, прижался к ложбинке между ее ягодицами, и Аэрон зашипел сквозь сжатые зубы.
Если он продолжит в том же духе, то растянуть удовольствие не получится.
Его ладонь спускалась все ниже, пока не достигла развилки между ее бедер. Пальцы пробрались сквозь темные мягкие завитки в горячее, влажное лоно. Он ввел в нее сначала один, затем второй палец.
Оливия и Аэрон застонали в унисон. Он поцеловал ее в шею, не отрывая взгляда от отражения в зеркале. Какой разительный контраст они собой являют! Ее нежный силуэт цвета облаков на фоне его темного, покрытого татуировками тела. Самое эротичное зрелище из всех, им виденных.
Нет. Погодите-ка. Оливия завела руки назад, положив одну ему на затылок, чтобы углубить поцелуй, а другой сжала ягодицы. Вот это — самое эротичное зрелище в его жизни.
— Я готова, клянусь.
Еще чуть-чуть… совсем немножко… Аэрон ввел третий палец в ее лоно, растягивая его, распространяя блестящую смазку. Встретив на своем пути преграду — ее девственную плеву, — он остановился, упиваясь чувством обладания, — «моя, только моя», — а затем осторожно прорвался сквозь нее.
«Моя». Настойчивое требование.
Оливия напряглась и замерла, не отрывая губ от его рта.
— Аэрон.
Уж лучше он причинит ей боль пальцами, чем членом.
— Прости. Больно. Будет легче. Клянусь. — Он изъяснялся как неандерталец, но сейчас просто не мог формулировать нормальные предложения. Оливия принадлежит ему. Только ему. Его сознание зациклилось на этой мысли, на ней одной.
Когда она расслабилась, он снова завладел ее губами и стал играть языком, одаривая одним страстным поцелуем за другим. Скоро Оливия принялась тереться о его тело в сладостном забытьи, истекая смазкой, к чему он и стремился.
Вот теперь она готова.
Хотя ему совершенно не хотелось выпускать Оливию из рук даже на секунду, он все же сделал это, чтобы сжать свой пульсирующий член, который практически подпрыгнул от его прикосновения, требуя большего, гораздо большего, так что Аэрон опасался, как бы не кончить, едва проникнув в лоно Оливии. «Отвлекись». Он до крови прикусил язык, усмиряя бурлящее желание. «Получилось». Свободной рукой он мягко толкнул Оливию грудью на комод и приставил головку члена к входу во влагалище.
— По-прежнему готова?
— Давай, Аэрон. Сделай это, сейчас же!
Он погружался в нее медленно, давая возможность привыкнуть к размеру своего мужского достоинства, прежде чем продвинуться дальше. Оливия задыхалась и стонала, умоляла о большем. Ярость вторил ей. Наконец Аэрон овладел ею полностью; его взгляд затуманился от невероятно сильного желания двигаться внутри ее, никогда не останавливаясь.
— Аэрон, — с мольбой простонала Оливия.