Темная страсть

Медленно открыла глаза. Бип. Бип. Поначалу комната виделась словно сквозь дымку, будто кто-то размыл все краски и контуры. Потом картина постепенно прояснилась. Не до конца — глаза Оливии заплыли, — но достаточно, чтобы понять: она по-прежнему на складе, только в другой комнате. В которой имеется медицинское оборудование. Оливии поставили капельницу, а к груди прикрепили электроды, регистрирующие сердечный ритм. Загипсовать сломанную руку никто не потрудился, зато ее приковали наручниками к раме кровати.

— Лисандр? — Попытка позвать его вызывала адскую боль в горле. На пострадавшие глаза навернулись слезы.

Нет ответа.

Оливия попыталась снова:

— Лисандр.

И опять ничего.

Значит, он ушел. Лисандр не стал бы ее игнорировать, это не в его правилах. Скорее уж снова наорал бы на нее — она сейчас даже выволочке обрадовалась бы. А теперь Оливия осталась одна. И была напугана.

Обведя взглядом комнату, она поняла, что не одна. На соседней койке лежит незнакомый парень. Молоденький, лет двадцати, с темными кругами под глазами, запавшими щеками и слегка пожелтевшей кожей.

И парень этот смотрит на нее.

Поняв, что его поймали с поличным, он покраснел и сказал:

— Э-э-э, привет. Рад, что ты очнулась. Меня зовут Доминик.

— Оливия, — автоматически представилась она. Горло обожгло еще сильнее.

— Ужасно хрипишь. — Голос Доминика буквально излучал раскаяние и вину. — Вообще-то предполагается, что мы хорошие парни. Стефано сказал, что ты подружка Ярости, но мне плевать. Ты не заслужила таких мучений. Ни один человек не заслуживает.

Оливии не было нужды спрашивать, кто такие «мы». Охотники. Она скользнула взглядом по телу парня. Тот лежал в одних свободных хлопчатобумажных штанах, без рубашки, с перевязанным плечом и животом. На бинтах виднелись пятна засохшей крови.

— Ты тоже… ранен?

Доминик ее словно не услышал, затерявшись в собственных мыслях.

— Они сказали, что наш предводитель тоже демон. — Едва договорив, он закашлялся, да так сильно, что горлом пошла кровь. Наконец, успокоившись, он добавил: — Надо было им поверить. После того, что сотворили с тобой, я им верю.

Им. Владыкам? Оливия больше не могла распознавать ложь — и правду тоже. В любом случае в глубине души она понимала, что Доминик долго не протянет. Как же мерзко, что парень умрет здесь, вот так. Как, возможно, и она сама.

Нет. Нет. Нельзя так думать. То, что она была всего лишь вестницей радости, не означает ее беспомощности. Она прошла сквозь адский огонь, выдержала, когда ей вырвали крылья. Она сможет сбежать отсюда. Должна.

Доминик сел, покачнулся и потер виски. Обретя равновесие, он спустил ноги с края койки и встал.

— Осторожно, — прохрипела Оливия.

И снова он словно ее не услышал.

— Охотники подобрали меня на улице. Я зарабатывал воровством и проституцией, но они сказали, что это не моя вина. — Голос Доминика звенел от стыда, куда большего, нежели прежние угрызения совести. — Сказали, что во всем виноваты они. Владыки. Что демон Поражения кормится мной самим и моим несчастьем. Я поверил, потому что так легче, чем винить во всем себя.

— Они солгали тебе, — возмутилась Оливия.

Исповедь Доминика едва не довела ангела до слез. Смерть не должна ее тревожить. Раньше ведь не тревожила. Но сейчас она сознает необратимость смерти. Этот парень заслуживал шанса жить долго и счастливо, но узнал лишь печаль и сожаления.

Нетвердо ступая, Доминик обошел койку и приблизился к Оливии.

— Я знаю, что они солгали. Теперь знаю. Владыки отправили меня обратно. Освободили меня. Не хотели, но освободили. Поражение спас меня, и я прочел в его глазах сочувствие. Зло не может сочувствовать, правда?

— Правда.

— Знаешь, я ведь изучал Поражение. Больше, чем остальных. Хотел убить его своими руками, а он меня спас. А Стефано… то, что он с тобой сделал… — Доминик покачал головой и нахмурился. — Разве человек, умеющий сочувствовать, способен избить беззащитную женщину? Гален, этот так называемый ангел, разозлился, когда обо всем узнал, но даже не подумал наказать Стефано.

Гален расстроился из-за плохого с ней обращения? Вот так сюрприз.

Дойдя наконец до Оливии, Доминик подарил ей слабую улыбку, счастливую и грустную одновременно.

— Этим ублюдкам и в голову не пришло, что я могу тебе помочь. — Он вытащил из штанов одну из завязок, на конце которой обнаружилась узенькая полоска металла. — Ошиблись. За эти годы я научился быть готовым ко всему.

Оливия изумленно следила, как Доминик вскрывает удерживающие ее наручники. Те снова врезались в руку, и от невыносимой боли она опять едва не погрузилась в благословенное забытье. К счастью, наручники расстегнулись с металлическим щелчком.

— Спасибо.

Доминик кивнул: