Темная страсть

— Я не просила, чтобы ты со мной спал, не так ли? — произнесла Оливия чопорным, благонравным тоном. — Просто хочу еще один поцелуй.

Может, это правда. Может, нет. Судя по голосу, именно так она и считает, но Аэрон отказывался верить. Не хотел в это верить. Однако вслух он бы в подобном точно не признался. Если бы он переспал с ней, как она того явно желает, она потребовала бы большего. Женщины всегда требуют большего, вне зависимости от того, удовлетворены они или нет. А большего он ей дать не в состоянии. Не из-за ее могущественного настав ника. Проблемы, напомнил себе Аэрон. Они ему не нужны.

«Еще!»

— Даже если я снова тебя поцелую, — сказал он, мысленно приказывая демону заткнуться к чертовой матери, — то все равно потом не оставлю в крепости.

Поцелуй к пресловутому «большему» не относится, убеждал себя Аэрон. Поцелуем невозможно обесчестить. Поцелуй — это просто поцелуй, а она все равно сверху, дьявол ее дери.

— Между нами ничего не изменится. — Будет лучше, если она прямо сейчас это поймет. — А еще я жду рассказа о том, что случилось с тобой в аду.

Сделка? Серьезно? «Нет, просто способ сопротивления».

— Я уверенная в себе, сильная женщина и принимаю тот факт, что между нами ничего не изменится, — произнесла Оливия, спокойно (или делано?) пожав плечами. — В любом случае объятия — не самое важное. Но рассказать о том, что случилось? Не обещаю.

Неужели эта «уверенная в себе» и «сильная женщина» действительно не хотела прижаться к нему и крепко обнять, когда их губы слились воедино? Неужели удовольствовалась бы лишь поцелуями? Аэрон пришел в восторг. Честно. Не разочаровался. Ни капельки.

— Прямо сейчас я просто хочу насладиться твоими губами и телом, — добавила она, заливаясь румянцем. Может, и не настолько уверенная в себе, как казалось? — Не волнуйся. Я лишь немножко поласкаюсь. Так что, если с разговорами покончено, я бы хотела приступить к делу.

Несмотря на разочарование — то есть абсолютный восторг — тем, что Оливия хочет поцеловать его, не ожидая большего, кровь Аэрона вспыхнула огнем, распространившимся по всему телу. Вскоре вены его превратились в реки лавы, а мышцы свело от желания. Насладиться его телом? Пожалуйста — пожалуйста — пожалуйста.

«Я сказал — еще!»

Какую же невероятную смесь невинности и чувственности она собой являет!

И какой невероятной смесью сопротивления и желания сделался сам Аэрон.

Ему бы следовало прекратить все это прямо сейчас, пока ситуация не вышла из-под контроля.

Контроль, будь он неладен! Нужно взять себя в руки и действовать разумно, вместо того чтобы взвешивать все за и против возможности быть с Оливией. На самом деле нужно убедить себя — и своего демона — закрыть эту тему раз и навсегда и уйти.

— Как ты сама напомнила, сегодня ты могла умереть, — мрачно произнес Аэрон. — Хорошо. Ничто так не расстраивает, как мысль о смерти. — Ты очень уязвима. — Ну, кроме еще вот этой мысли.

— И что с того?

— Что с того?

Аэрон лишь головой покачал. Как и всех людей, за которыми он наблюдал, Оливию, казалось, не волнует собственная смерть. Она не стоит на коленях, вымаливая еще немного времени, и явно не собирается этого делать. Аэрон до боли сжал зубы. Ей бы следовало умолять.

— Ну а теперь мы все обсудили? — спросила Оливия, снова краснея. — Если нет, то, наверное, мне стоит самой себя приласкать. Прежде мне это понравилось. Может, понравится и сейчас. — Не дожидаясь ответа, она сжала свои груди и застонала. — О да. Очень приятно.

Может, она вовсе и не смутилась, а просто раскраснелась от удовольствия.

Аэрон сглотнул.

— Нет, разговор еще не закончен. Почему ты не боишься смерти?

— Всему в мире когда-нибудь приходит конец, — отозвалась Оливия, не прекращая ласкать себя. — Тебя тоже скоро убьют, и, хотя мне ненавистна самая мысль об этом, плакать из-за неизбежного не собираюсь. Я знаю, что случится, и принимаю то, что невозможно изменить. Стараюсь жить, пока могу. Пока мы можем. Зацикливание на плохом уничтожает малейшие проблески радости.

Аэрон почувствовал, как у него под глазом задергался нерв.

— Меня не убьют.

Оливия замерла, и ее сияющее лицо немного погрустнело. Он постарался не сожалеть об этом.

— Сколько раз тебе повторять? — воскликнула она. — Ты не сможешь победить ангела, которого пришлют убить тебя.

— Объясни-ка мне вот что. Ты пожертвовала бессмертием ради возможности повеселиться и тут же прибежала ко мне. Значит, ожидала, что я дам тебе это веселье. Почему ты так поступила, почему пожертвовала столь многим и так безоглядно доверяешь мне, если я обречен на смерть?

Оливия одарила его грустной улыбкой.

— Лучше провести с тобой хотя бы короткое время, чем вообще нисколько.

Ее слова напоминали те, что однажды ночью сказал Парис. Аэрон рассердился. Нет, он не мог ошибаться. Это они оба не правы.

— Ты сейчас говоришь как один мой друг. А он самый настоящий глупец.

— Тогда зря я выбрала тебя, а не его. Уж лучше глупец, который рискнул вступить в игру, чем тот, кто предпочел остаться в числе зрителей.

Аэрон оскалился, с трудом подавляя желание прорычать: «Даже не думай, чтобы быть с кем-то другим».