– Я, конечно, понимаю твое состояние, – смягчила я тон, – но и ты меня пойми, я поставила себе целью найти убийцу Гали. – Я старалась пронизать его взглядом до самых потаенных глубин его существа.
– Ее это не воскресит, – горько усмехнулся он, отрешенно глядя себе под ноги.
– Но справедливость должна восторжествовать, – гордо сказала я.
– Справедливость? – глухо и вымученно рассмеялся он. – Кому она нужна? Покойнику?
– Ну зачем так пессимистично? – Я посмотрела на него, не скрывая жалости, которая боролась в моей душе с острым недоверием. – Кто говорит, что тебе легко? Но нам, живым, надо что-то делать, не пускать же все на самотек? Горе, конечно, плохо рассуждает, – я не отрывала глаз от его бледного осунувшегося лица, – но мы не должны опускать руки…
– Ты еще долго собираешься тут разглагольствовать? – с грубой бесцеремонностью перебил меня Григорий. – Я вообще-то хочу побыстрее прийти домой.
– Ты не будешь против, если я составлю тебе компанию? – не теряясь, предложила я.
Григорий хмуро посмотрел на меня. Я выдержала его сумрачный взгляд и по-идиотски улыбнулась.
– Ладно, – небрежно бросил он, – если только у тебя что-то важное…
– Важное, – уверенно сказала я, хотя проклятый страх, рожденный сознанием опасности и нашептыванием инстинкта самосохранения, угнетал меня. Примитивный животный страх.
Главное, не показывать вида до поры до времени. Он обязательно где-то проколется… Я сжала рукой лежащий в кармане пальто газовый пистолет, любезно предоставленный в мое распоряжение Кирсановым.
– Настырная ты, – со смесью неодобрения и восхищения уставился Григорий на меня в лифте.
– Приходится, – я с виноватой улыбкой пожала плечами и вздохнула.
– И какие у тебя на этот раз ко мне вопросы?
– Где, например, ты был вчера вечером? – Я пристально посмотрела на него.
Сами понимаете, каково мне было: вот так стоять в тесной кабине лифта с человеком, которого я все больше и больше подозревала и в убийстве собственной жены, и во вчерашнем покушении на меня. Между лопаток у меня струился холодный пот, руки-ноги окоченели, словно я провела на морозе нагишом несколько часов. Зато голова пылала и шумела, словно чан с кипящей жидкостью. Нервы были напряжены до предела. Я опять сжала рукой пистолет. Не проморгать бы того момента, когда Григорию вдруг придет мысль порешить меня прямо в лифте… А труп он куда денет? Вдруг на этаже люди… Ну, уж это слишком, прямо «Байки из склепа» какие-то! Тебе еще заботиться о своем трупе! Позаботься лучше о том, как им не стать, Бойкова. Вот здесь нужны и выдержка, и сноровка!
– Вчера вечером около семи я уехал к своим родителям в деревню. Не забывай, что случилось с моей женой, – с ноткой раздражения в голосе произнес Григорий. – Вернулся только что. Что тебя еще интересует?
Двери лифта плавно разъехались. Мы вышли. Григорий полез в карман за ключами. Я не сводила с него глаз: а вдруг он достанет нож? Но Береговской вынул из кармана небольшую связку ключей.
– Кто-нибудь это может подтвердить? – по-прежнему настороженно спросила я. Мой голос предательски дрогнул. Григорий с ядовитой усмешкой посмотрел на меня.
«С такой гримасой можно запросто порешить человека», – иезуитски шепнуло мне мое возбужденное сверх меры воображение.
– Подозреваешь меня в чем-то? – с затаенной враждебностью взглянул на меня Григорий и повернул ключ в замке.
– Просто уточняю кое-какие детали, – стараясь выглядеть как можно увереннее, сказала я.
Мы шагнули в прихожую. Чтобы занять выгодную позицию, я в спешном порядке сняла с себя пальто и, незаметно вытащив из кармана пистолет, сунула его в карман кофточки.
– Так ты думаешь, что Галину убил я? – В глазах Береговского закипела холодная ярость.
Он снял куртку и теперь стоял в прихожей и сверлил меня ненавидящим взглядом.
– Я ничего не думаю, – стараясь сохранять спокойствие и выдержку, тихо, но твердо произнесла я, – но чтоб тебя не томить, скажу, что вчера на меня было совершено покушение, и если бы не мое инстинктивное движение, я бы, наверное, пополнила коллекцию жертв разыскиваемого мной убийцы. Так что не ерепенься. – Я смерила его строгим взглядом.
На лице Григория можно было прочесть изумление. Только вот искреннее оно или наигранное? Я вглядывалась в его лицо и никак не могла понять.
Устав таращить глаза, он вошел в гостиную и остолбенел с открытым ртом.
– Черт! – ошарашенно вскрикнул он, резко оглянувшись.
Я последовала за ним и тоже растерянно остановилась у входа в гостиную, которая являла собой любопытное зрелище, – в ней царил страшный кавардак: одна из штор была сорвана, керамическая ваза, стоявшая на стеллаже, опрокинута, на полу – вода и упавшие цветы, резная шкатулка открыта и выпотрошена подчистую, книги и видеокассеты разбросаны. – Меня обокрали! – завопил Григорий. – Кто-то проник сюда и…
Он чуть не заплакал.
– Меня обокрали. – Он бессильно опустился на диван и принялся с каким-то комичным ожесточением ерошить свои короткие светлые волосы.
Я молча подошла к стеллажу, где валялась пустая шкатулка, и с интересом стала осматривать другие полки.