Темная волна. Лучшее

Моя девочка, подумал Олег, и в этот момент низкое, налившееся кровью солнце скрылось за облаками, и тёплая ладонь соскользнула с его лица.

* * *

Что он знал о дружбе? Даже не так: что он знал о настоящей дружбе?

Была ли их дружба настоящей? Или они просто выросли вместе? Или – была, но сплыла?

Эти вопросы, мучившие Олега больше десяти лет, сейчас звучали особенно громко.

Он отмахивался.

Его друзья, банда-каре – это раз и навсегда, других не будет. Других не нажил. В универе и на работах случались хорошие знакомые, которые, чего греха таить, были лучше и надёжней Стаса, Жеки и Игорька (во всяком случае, казались такими), но Олег полуосознанно держал новых знакомых на расстоянии, не впускал всецело в свою жизнь; возвращался в домик на дереве, над входом в который была прибита табличка «ДРУЖБА»… чтобы встретиться с призраками старых друзей.

Однажды он прочитал у Прилепина (на страничке в социальных сетях), из чего, по мнению писателя, слагается настоящая дружба: из комфорта в компании человека, в застолье с ним, и общей цели. Революции. Литературы…

Общих целей с парнями из каре Олег не имел. Какие, откуда? Когда не видишься долгие годы с теми… с кем просто вырос вместе.

– Пошёл ты, – сказал Олег Прилепину. – Они мои друзья, что бы там ни было. И других не будет.

Он бросил сигарету в металлическую воронку урны и потянул на себя дверь отеля «Оверлук».

Они прозвали так это место, когда в бетонном остове чернели неостеклённые дыры, а ветер беспрепятственно гулял по этажам: целую вечность здание стояло недостроенным, брошенным инвесторами, разрушаемое влагой и температурой (отец Олега, архитектор, говорил, что стройку не законсервировали на зиму).

Никаких призраков в «Оверлуке» не водилось, но придуманное Олегом прозвище сразу прижилось. Правда, пришлось пересказать друзьям сюжет романа Стивена Кинга – кроме Олега, никто «Сияние» не читал.

Не водилось…

А теперь?

Дверь не поддалась.

Олег заозирался, словно ошибся местом. Возможно, временем.

Он спустился по широким ступеням и задрал голову, измеряя взглядом стеклянный цилиндр. Гостиница казалась прозрачной – в ней отражались облака. Округлый мираж.

Зеркальные панели у основания башни искажали пешеходную улицу: выпучивали фонари, лавки, прохожих. Комната кривых зеркал. Олег посчитал этажи: двадцать четыре. Или двадцать пять, если считать зеркальный пояс, делящий здание пополам. Гостиницу не только довели до ума, но и добавили несколько этажей – превратили в билдинг из сверкающих блоков и нержавеющей стали.

На фасаде всплыло и стало расправляться огромное лицо, разобранное зеркальными поверхностями на кривляющиеся части. Один фрагмент не очень удачно сходился с другим. Будто бы не одно лицо, а по кусочку от разных. Мужчина с плоской улыбкой и подленькими глазами – или глаза не его? и рот не его? и всё это по отдельности? Олег смотрел, как скользит, как дробится, как играет солнечный свет – как ползёт вверх титаническое бездушное лицо.

Он обернулся через плечо.

Рабочие крепили баннерную растяжку, метров пять в длину и четыре в высоту: фальшивый врач с плоской улыбкой, реклама какого-то медицинского центра или стоматологии – Олег не вникал. Ткань трепетала на ветру.

– Олег Батькович! Не проходите мимо!

На крыльце стоял Евгений Коржан. Жека. «Оверлук» открыл свои двери.

Олег поднялся к другу, немного смущаясь. Прошлое стыковалось с настоящим, он не знал, что чувствовать, как себя вести.

Олег протянул ладонь.

– Отставить, – широко, по-хозяйски улыбнулся Жека. – Дайка брата обнять.

Олег опустил сумку на ячеистый резиновый коврик, и они обнялись. Олег смотрел на макушку друга, короткие, с сединой волосы, и чувствовал себя одновременно глупо и хорошо. Жека был самым низкорослым в каре, но по этому поводу не грустил, брал девчонок нахрапом, бойкостью, иногда деньгами. В девяностых он тарился оптом аудиокассетами (позже дисками) и толкал их скучающим в приграничных очередях дальнобойщикам, имел хороший навар – хватало и на погулять, и на отложить. Школу бросил после девятого класса, подал документы в техникум, где почти не появлялся. После отчисления брат помог устроиться водилой в облисполком. Лучше всего Жека умел, да и любил, крутить баранку; в принципе, никакой другой профессии он так и не приобрёл (про Жеку-коммерсанта забудем – в девяностых каждый второй был коммерсом).

Надёжный, правильный (как говорили, по понятиям), простой Жека.

– Привет, друг, – сказал Олег.

– И тебе привет. Ты зачем, дурилка, шевелюру отпустил?

Олег неосознанно провёл рукой по волосам: в юности он брился под машинку.

Жека усмехнулся.

– Ну заходи, заходи. Вэлком. Сумку не забудь.

Коридор вывел в круглый гостиничный холл. Стойка регистрации без портье выглядела сиротливо. Дремали, смежив пластиковые веки, торговые киоски. От пола до потолка клокотала восточная страсть: пёстрые камни, яркий орнамент ковров, резная мебель, много пальм, тканей и броских мелочей. Не хватало разве что фонтана.

В вестибюле звучали только шаги двух друзей. Полированные полы отражали не хуже зеркал.