Темная волна. Лучшее

Раз в неделю я, как и раньше, отпускала всех слуг и оставалась в особняке одна. Я зажигала свечи в подсвечнике и спускалась в оббитую цинком кладовую, ключ от которой был только у меня. Я подолгу сидела в кресле-качалке рядом с Пьером, с интересом наблюдая за изменениями в его теле. Он смердел не так уж сильно — в подвале было прохладно и сухо, предыдущие хозяева оборудовали его для хранения запасов, и, похоже, в рассказах о свойствах цинка было много правды. Иногда я разговаривала с мужем, находя его в теперешнем состоянии куда более приятным собеседником, чем раньше.

Наш сын, Карл, родился так тяжело, будто хотел отомстить мне за отца. Я измучилась и потеряла много крови. Младенец лежал в колыбели рядом со мной и издавал странные пищащие звуки, которые меня раздражали. Молоко у меня, к счастью, не пришло, и доктор предложил попробовать «растворимую смесь Лебига для здоровья младенцев». На коробке толстый и румяный малыш тянулся к бутылке с соской, а снизу за ним завистливо наблюдал большой серый кот. Я разводила смесь водой и давала ребенку каждые четыре часа, как рекомендовал в инструкции месье Лебиг. По большому счету, мне было все равно, выживет ли Карл, но я затратила много сил и труда, его рожая, и не дать ему шанса казалось растратой. Я использовала кипяченую воду, а не грязную, которая наверняка бы быстро избавила меня от радостей материнства. На ночь, впрочем, я добавляла в бутылку бренди, чтобы Карл не квакал, просыпаясь, и не будил меня.

* * *

— Ну, что у тебя нового? — спросила я Лариску. — Рассказывай. На личном фронте как?

Она пожала плечами, отпила кофе, промямлила неубедительно: ну есть один, посмотрим.

— Женатый, что ли? — спросила я, изображая невинное, неосуждающее любопытство.

— Вроде того, — вздохнула Лариса. — Все сложно… Ты, Тань, кстати, хорошо очень выглядишь. Похудела, осунулась. И глаза совсем иначе блестят. Молодец!

От нотки снисходительного удивления в ее голосе я очень захотела вцепиться ей в морду.

Я купила веб-камеру, поставила ее на запись на кухне, откуда Тимуру нравилось звонить, и стала ждать. Через неделю, анализируя видео по кадрам, я узнала пароль к его телефону.

* * *

— Ура! Бассейн! — кричал Данька, и бежал сломя голову по скользким плитам к воде, а мы спешили за ним из семейной раздевалки и кричали, чтобы он не бежал. Я представляла, как он поскальзывается и грохается спиной на кафель, и у меня самой мороз шел по позвоночнику.

— Буду мырять!

— Мыряй за ним, — велела я Тиме, — я наши вещи все отнесу в шкафчик…

Тимур кивнул и бросился к бассейну. Я закрылась в раздевалке и просмотрела его телефон, чувствуя, как превращаюсь в лед. Превращаться в лед было больно.

Смски — «я люблю тебя», «не могу уснуть, думаю о тебе» и «хочу тебя прямо сейчас» выжигались на мне огненными письменами. Там были фотографии — селфи их прижатых друг к другу лиц, снимки их прижатых или готовых прижаться друг к другу тел. А на заставке по-прежнему невинно улыбались мы с Данькой — счастливые лица, его пятый день рождения, торт в виде Губки Боба.

Я надела купальник, отнесла вещи в шкафчик, закрыла его на замок и вышла в бассейн. Тима помахал мне рукой и с криком исчез под водой — на него, рыча, нападала огромная, не очень хорошо плавающая акула и терзала его плоть.

— Мама, прыгай, будешь китом! — позвал меня Данька.

Я улыбалась так старательно, что у меня заболели уши.

* * *