Руис так крепко вцепился в рулевое колесо, что костяшки пальцев стали белыми, как стены Карастрано. Потом пальцы расслабились, и Руис постарался больше не думать о прошлом. Машина, шурша шинами, мягко катилась по дороге. А в большой красивой квартире его уже ждали пожилые супруги, которые обслуживали его. Они были точны, исполнительны равнодушны, что его очень устраивало, и все же иногда твердая скорлупа трескалась, и его одолевало одиночество. И только благодаря его выдержке одиночество отступало.
Боль воспоминания могло вызвать что угодно: обыкновенный рекламный плакат туристской фирмы с изображением жестких пальмовых листьев, или отсвет солнца на белом здании или музыка. Особенно музыка протяжная и исполненная сладости песня или мелодия танца старой Испании с четким ритмом, воспоминания снова возвращались, и тогда огромным усилием воли, воспитанной в себе, он старался отогнать их, как назойливых мух, пока они не переставали быть такими жгучими.
Возможно, он в какой-то мере заслужил ту нелестную характеристику секретарши, — многие годы он сознательно держал себя в рамках, — но именно сейчас ее холодный и отчужденный голос по какой-то странной причине причинял ему боль.
Когда Ли вернулась домой, возбуждение, вызванное неожиданным приездом Жюли и вестью об ожидаемом визите Стеллы, еще не улеглось, хотя немного поутихло.
Маргарет Дермот, все еще привлекательная и сохранившая живость восприятия, так характерную и для Жюли, встретила свою старшую дочь в дверях, обнимая одной рукой Жюли. Время было неподвластно ей, и ее голову украсили пышные волосы изумительного тициановского цвета, которые не тронула седина.
— Что ты думаешь об этой хитрой девчонке, объявившейся неожиданно, как сбежавший с занятий школьник? — поинтересовалась она у Ли.
— Школьница? — запротестовала Жюли. — Мне уже шестнадцать.
— Такой древний возраст, — ласково посмеивалась ее мать, и тут с другой стороны дома в холл ворвались двойняшки.
Двойняшки никогда и никуда не входили, они всегда врывались, и всегда вместе, как два вихря. Волосы у них тоже были рыжие, но с морковным оттенком. Жюли была светлой блондинкой с необычайно красивым цветом волос, переливающихся иногда медью. Приятельница Ли Керри, часто бывающая в этом доме, была тоже рыжей. В Мередит всегда шутливо говорили: Керри Керриган стала частью семьи Дермотов, потому что она тоже рыжеволосая. Все рыжеволосые держатся друг друга.
Близняшки замерли и смотрели на Жюли… два веснушчатых курносых личика.
— Ой, ты дома, да? — с очаровательной небрежностью заметил Том, потом кивнул сестре:
— Пошли, а то опоздаем.
— Привет, пока! — коротко поприветствовала сестру Тэсс и тут же исчезла вслед за своим братом.
— Ну! — Жюли с притворным возмущением встала, уперев «руки в боки». Потом ухмыльнулась:
— Негодники нисколько не изменились.
— Сомневаюсь, что с ними это когда-нибудь произойдет, — рассмеялась Маргарет. Она закрыла дверь и повернулась к Ли:
— Как сегодня работа?
Ли пожала плечами.
— В основном, как обычно. — Выражение ее лица изменилось. — Ну, не чудесно ли, что приезжает Стелла?
— Слишком чудесно, чтобы выразить словами, — согласилась мать.
Глава семьи, известный и уважаемый адвокат, пришел домой с портфелем, полным документов, выразительно выгнул брови при виде Жюли, суховато сообщил, что в связи с такими событиями, как возвращение Жюли и скорый приезд Стеллы, он определенно не может заниматься таким будничным делом, как работа, несмотря даже на то, что это помогает оплачивать хозяйственные счета.
Глава 2
Стелла приехала домой на следующий день около восьми часов вечера в шикарном росте-ре сапфирового цвета, столь же изысканном, как и она сама.
Как это бывало каждый раз, при первом же взгляде на сестру, которая была младше ее всего на два года, у Ли перехватило дыхание. Ли взглянула на мать и поняла, что Маргарет, судя по выражению ее лица, испытывает такие же чувства. Так бывало всегда, когда они видели Стеллу — независимо от того, была ли она с ними рядом или на киноэкране. Стелла — само совершенство.
— Стелла, дорогая! — прошептала Маргарет и обняла свою прелестную дочь-актрису. Губы Маргарет коснулись нежной, как лепесток цветка, щеки, а ноздри затрепетали от возбуждающего аромата каких-то дорогих духов. Стелла высвободилась из объятий матери и с насмешливой снисходительностью посмотрела сверху вниз на Жюли.
— Боже милосердный, так это маленькая Жюли?
— Маленькая? — запротестовала Жюли. — Мне уже шестнадцать, и к тому же я квалифицированная младшая стенографистка!
— А я говорю, что если она так считает, то лучше ей и не показывать Руису Алдорету образцы ее работы, — шутливо заметила Ли. Именно потому, что приезд Стеллы имел для семьи слишком большое значение, Ли говорила в таком легком тоне. Иначе она просто захлебнулась бы от эмоций.
Тонкие, превосходно выщипанные брови вопросительно приподнялись. Руис Алдорет?
— Это босс Ли, — сообщила Жюли, и Стелла перевела взгляд на свою старшую сестру.
— Ты все еще работаешь у этого ужасного старого зануды?