Темнее ночь перед рассветом

Для электората это не было новостью, но первые ряды послушно и возмущённо застучали штиблетами по полу, требуя наказать виновных, отчаянная голова в задних рядах тут же отыгралась свистом. Пользуясь суматохой, на сцену взобрались две натренированные старушки, наперебой затараторившие об ужасах затопления уникального природного санатория сбросами химического монстра.

— И это ещё не всё, что нам досталось в наследство! — авторитетно заверил зал Первый, и он не ошибся, сцену прочно заняла новая личность.

Чудак так ужасно выглядел, что на него взирали, как на туземца с Панамы. Тощ. С впалыми глазами и щеками, наполовину беззуб и, похоже, давно ничего не держал во рту. Со зловещей медлительностью он вытащил из-за пазухи ссохшуюся и местами зеленоватую буханку хлеба и, размахивая ею над головой, дико взвизгнул:

— Вот чем кормят российский народ!

Зал ахнул.

Незнакомец же подбежал к трибуне и шарахнул по ней буханкой так, что та разлетелась на куски, а оратор, видимо, запамятовавший сценарий, пригнув голову, едва успел спрятаться.

— Шундучков! — заорал он, шаря по залу в поисках завотделом, но это оказалось лишним: трое молодцов в тёмных костюмах уже волокли упирающегося полоумного со сцены.

— Хлеб! — буйствовал тот в их руках. — Теперь он сродни чугуну! Вот что жрёт трудовой класс! Позор!

Вскочивший с места Шундучков, растолкав повскакавших с мест зевак, мигом вырос перед Первым.

— Какого чёрта?! — не сдерживаясь, выругался тот, отталкивая завотделом, пытавшегося привести в порядок запачканный пиджак начальника. — Это безобразие!.. Кто допустил?.. Гоните скотину вон!..

На сцену вбежал Сербицкий, и генеральский мундир враз покончил с сумятицей, а Первый взгромоздился на прежнее место.

— Я оскорблён!.. — начал он мертвенным тоном, когда зал стих. — Я оскорблён не меньше вашего. Кормить народ такими отбросами — это тягчайшее преступление.

По мере продолжения голос его креп и мужал, становясь с каждым словом свинцовее:

— Кто мог такое позволить в наше время? Прокурор!..

Пролети муха, её бы услышал каждый — так замер зал.

— Присутствует прокурор на заседании? — Крик Первого сорвался на фальцет.

Шундучков подтолкнул Ковшова. Данила поднялся.

— Ковшов, — представился он, — исполняющий обязанности прокурора области по случаю нахождения Галицкого в командировке.

— Так, так… — задумался Первый ненадолго и обратился к электорату: — За такой хлеб следует отвечать?

— В тюрьму! — Мощный гул голосов ударил в потолок и стены.

— Слышал глас народа, товарищ Ковшов?

— По всем прозвучавшим здесь фактам нарушения законности будут проведены проверки, товарищ первый секретарь, и виновные привлечены к ответственности. — Понимая, что для него всё только начинается, Данила продолжал стоять.

— Не хотелось бы сомневаться. — Первый поедал злобным взглядом Ковшова. — Однако на деле прокуратура потворствует бракоделам и безобразным фактам бесхозяйственности, в чём мы убедились с членами бюро сегодня!

За его спиной на экране тут же застрекотал ролик с выразительными картинками искорёженных барж и мелких судёнышек, ржавеющих на берегу Волги.

«Это же материалы недавней нашей проверки! — сразу узнал Данила. — Начальник экологической инспекции взялся их доработать, установить владельцев заброшенных посудин и возвратить вместе с фотоснимками для прокурорского реагирования!..» Вихрь мыслей пронёсся в его сознании: «Без Шундучкова здесь не обошлось! Несомненно, он воспользовался ими, выманив под предлогом у Нефёдова, и использовал в этой коварной комедии. Конечно, постарался устроить всё именно в отсутствие прокурора области. Но это же откровенная подлость!.. То-то он метил на вакантное место вместо Галицкого, когда решался вопрос о должности… А вкусив горечь неудачи, обозлился и ринулся всеми правдами и неправдами в обком — в заведующие именно административного отдела. Ведь партия требовала, чтобы все ей кланялись, а этот отдел курирует всю правоохранительную систему в области, следовательно, одним махом Шундучков становился на голову выше прокурора…» Выходит, зря Данила не верил слухам, что бывший транспортный прокурор, надавив на начальника аэропорта, который полностью был в его лапах, в пустом самолёте лично привёз Первого из столицы, доставив его в обком…

У Ковшова побелело лицо и свело скулы от ярости: «В клозет, наверное, за ручку водил, чтобы не качнуло, чай на блюдечке подавал, стервец, размазывал нас всех директору сегодняшнего цирка!..»

Данила заскрежетал зубами.

— И никто не несёт ответственности? — вернул его к происходящему голос Первого. — С себя надо начинать, товарищ Ковшов. Начальник милиции мне жаловался: прокуроры перестали арестовывать явных взяточников и жульё! А ведь нам как раз сейчас нужны громкие дела на зажиревших казнокрадов. Одного, другого за решётку лет на пятнадцать, и у других, глядишь, пропадёт интерес к дыркам в государственном кармане. Есть такие факты, генерал?

Сербицкий подскочил из-за длинного стола, где восседали члены бюро, лихо боднул воздух головой:

— Есть, товарищ первый секретарь! Как раз над рядом таких дел работают мои ребятки.