Красивые слова и ничего более. Он увидел Синду и захотел ее, как любой другой мужчина, и это не имеет ничего общего с Жозефиной.
Они, молча, смотрели друг на друга. Он возвышался над ней, такой сильный и дикий, каким мог быть мужчина, и она чувствовала себя маленькой на фоне него… окруженная его безоговорочной мужественностью, загнанная в ловушку.
Но в такую великолепную клетку.
Руки и ноги Жозефины затряслись. Ее дыхание участилось, и она отметила, что Кейн пах лесом, в котором ее нашел.
Сосной и росой, чистотой и незапятнанностью приторными ароматами, которые предпочитали Опуленты. Больше никакого намека на аромат роз, который Жозефина ощущала в номере мотеля.
Во время побега, она провела небольшое расследование. По-видимому, когда бессмертный пахнет розами, он близок к смерти.
И почему она так долго желает протянуть руки, что погладить ладонями его грудь, ощутить его тепло и силу, заверить себя, что Кейн здесь и он настоящий, и, сладкое милосердие, ее кровь горит, а губы покалывают, как-будто она поддалась его соблазнению.
Кейн не был ни ее другом, ни бой-френдом, ни даже ухажером.
Он напрягся и скрестил руки на груди, очевидно ожидая, что она… что?
— Не знаю, что тебе от меня нужно, Кейн.
— То же самое могу сказать о тебе, — мрачно ответил он, и в его глазах вспыхнул гнев. Разочарование стянуло его кожу, а решительность превратила губы в тонкую полоску. Кейн шагнул вперед. Жозефина шагнула назад. Так продолжалось до тех пор, пока она не уперлась спиной в перила, и дальше отступать было некуда. — Ты знаешь, чего хочешь от меня?
— Да, — прошептала она. — Чтобы ты ушел. — Прежде чем я сломаюсь.
— Я тебе не верю. Думаю, что ты чего-то хочешь… Я думаю, ты хочешь меня. Порой ты так на меня смотришь…
— Нет, — ответила она, покачав головой.
— Кажется, мы говорили о том взгляде.
— Я не хочу тебя, — прохрипела она.
— Есть разница между не хотеть мужчину и не желать хотеть мужчину. Так о чем ты, Динь-Динь?
Она сглотнула. Ни в коем случае она не ответит на этот вопрос.
Кейн оперся руками о перила по обеим сторонам от нее, удерживая Жозефину в ловушке. Она так дрожали, что едва не подкашивались ноги.
— Ты заставляешь меня чувствовать… ты заставляешь меня чувствовать, — сказал он тихо, яростно, — а мне это не нравится. Я хочу это остановить. Здесь и сейчас.
Впервые за время их знакомства он боялся ее. В нем была какая-то напряженность, которую Жозефина не отмечала раньше, предчувствие неконтролируемой опасности.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Его взгляд сцепился с ее, заключая в ловушку, поглощая ее и в то же время отталкивая.
— Разве? — В его мягком тоне таились тысячи темных ласк.
— Я… я…
Секунды шли. Одна за одной. Ни Кейн, ни Жозефина не двигались, ничего не говорили, лишь смотрели друг на друга. Но почему-то эти секунды показались Жозефине самыми интимными, чем что-либо испытанное ею в жизни. Более… наэлектризованными.
Она провела руками по его каменно-твердой груди, восхищаясь излучаемой им силой.
— Ото-отойди. — Его сердце бешено колотилось, как и ее. Это был шок. Откровение. Наслаждение.
Он отошел от нее, разрывая связь, разрушая электрическое напряжение.
Это было то, чего она хотела. Но Жозефина осознала, что ей ненавистно быть без этой связи.
— О чем ты спорил с королем? — спросила она, пытаясь выглядеть незаинтересованной… но провалилась в этом.
— Имеешь в виду, с твоим отцом?
Она подняла и опустила плечи самым обычным образом, на какой оказалась способна.
— Я представляю собой то, что он говорит.
Кейн протянул руку, словно хотел погладить щеку Жозефины, но так и не коснулся ее, а сжал руку в кулак и опустил.
— Мы выпили немного виски, выкурили по сигаре и обсудили подробности бала по поводу помолвки. Немного поиграли в шахматы. Я выиграл, а он обиделся.
Бал. Бал, на котором Жозефине придется присутствовать в качестве рабочего персонала. Ее вынудят нарядиться, а затем заставят разносить гостям напитки и закуски.
Женщины будут задирать носы, и игнорировать ее, а мужчины позабудут о своей неприязни, и будут шлепать ее по заднице и, возможно, даже попытаются затащить в укромный уголок.
Жозефине придется приклеить фальшивую улыбку и делать вид, что в ее очень темном мире все хорошо.
А в это время Кейн будет баловать уже избалованную принцессу Синду. Несправедливость клокотала в горле Жозефины, затрудняя дыхание.
— Тебе посчастливилось остаться в живых, — напряженно произнесла она. — Тиберий — величайший неудачник на все времена.
Он проигнорировал ее слова.
— Давай поговорим о твоей сестре.
Она уже завладела его умом. Жозефину охватила ревность. Ревность и такая сильная боль, что девушка понятия не имела, как до сих пор держится на ногах.
— Что ты хочешь знать?
— Она одержимая, да?
— Да. Ее муж был хранителем Безответственности, и после его смерти…
Кейн обнажил зубы и зашипел.
— Что случилось? — спросила Жозефина, которую захлестнул порыв беспокойства за него.
— Ты сказала, что ее муж был, одержим демоном… Безответственности?