Темнейший воин

— О да, наш Пьюкер был прав, — сказал Уильям. — Дай мне ножницы. Сейчас же!

У Пьюка не было времени возражать или задавать вопросы. Повинуясь инстинкту, он снял ножницы с груди.

— Я так и знала, — пробормотала Джиллиан.

Сжав ножницы в кулаке, Уильям ударил Пьюка в грудь… и достал Безразличие.

Достал демона?

Чёрный дым извивался в руках Уильяма, внутри которого светились красные глаза.

Ножницы сделали то, что было обещано?

«Подождите… подождите…»

Пьюк остался стоять, его конечности не ослабли. Никакой остаточной боли. Его разум был спокоен, тёмное присутствие исчезло.

Он глубоко с наслаждением вздохнул. Наконец-то он освободился от демона! Его рога начали уменьшаться. Мех слетал с его ног, развеваясь на ветру. Копыта отпали, показав его ноги.

Тяжёлый груз свалился с его плеч, все его эмоции вернулись с новой силой. Тысяча ватт любви, облегчения, обожания, нежности, веселья… ненависти, обиды, горя, угрызений совести, тоски. Такой радости он никогда не испытывал. И печали.

Вместе с хорошим пришло и плохое… и Пьюк не хотел ничего другого.

— Ножницы… — начал он.

— Возвращай их на свою грудь. И не беспокойся о своём брате. Урок ещё не закончился. — Уильям засунул демона в Сина.

Все тело мужчины дёрнулось, а затем его колени подогнулись. Он рухнул на песок, корчась от боли. Он больше не выглядел как Джиллиан. Нет, Син стал самим собой… но не совсем. На голове у него выросли рога, на ногах появился мех, а на ступнях материализовались копыта.

Пьюк почувствовал жалость к брату, и ему очень захотелось пустить в ход ножницы. Однажды. Может быть. Но сначала…

Он перевёл взгляд на Джиллиан, и его грудь сжалась. Слезы из её глаз стекали по щекам.

— Ты ранена? — тихо спросил он, готовый убить любого, кто посмел.

Она бросилась в его объятия, дрожа всем телом.

— Ты в порядке?

Ей не больно… она за него волновалась.

— Да, девочка. Клянусь в этом.

— Твой брат…

Пьюк пристально посмотрел на Сина, который застыл на месте. Когда он поднял глаза на Пьюка, в них уже не осталось никаких эмоций. У Безразличия появился новый хозяин… и новая жертва. Его пронзила острая боль.

— Ты собираешься оставить его в живых? — спросила Джиллиан, прикусив нижнюю губу.

— Я… да. Я запру его пока, — ответил Пьюк.

Джиллиан улыбнулась, её лицо просияло.

— Значит, ты это делаешь. Ты меняешь пророчество. Мы можем быть вместе!

Он хотел быть с нею. Он заслужил счастливый конец с этой женщиной. После всего, что выстрадал, она была его наградой. И все же он собирался разорвать их связь.

«Её счастье важнее, так будет всегда».

— Как бы мне не хотелось быть гонцом с дурными вестями, но ты не сможешь запереть Сина. Посланники злятся, помнишь? — Гадес подошёл к Сину и поднял его за загривок. — Син станет подарком Семёрке. Он убил сотни представителей их расы и ответит за своё преступление. Это единственный способ спасти твою шкуру и твою реальность, Пьюкер.

— Нет. Я найду другой способ. — Пьюк покачал головой, и бритвенные лезвия зазвенели друг о друга. — Я буду вершить над ним правосудие. Я.

— Мои слова не подлежат обсуждению, — сказал Гадес небрежно, но в то же время с угрозой. — Они были к твоему сведению. Но не волнуйся. Посланники не собираются убивать его в ближайшие столетия.

Пьюк шагнул к князю Преисподней с твёрдым намерением наброситься на него, но тонкая рука неожиданно обхватила его за лодыжку. Он посмотрел вниз и увидел, что Оракул проснулась. Её потусторонние глаза пристально смотрели на него, мерцая раскаянием.

— Ты спас мне жизнь, — прохрипела она, — так что я у тебя в долгу, а я всегда возвращаю свои долги. Брат, которого ты когда-то знал и любил, мёртв. Если ты хочешь его вернуть — отпусти. Однажды он потеряет голову. Он вернётся, и то, что когда-то было, будет вновь.

Потеряет голову? В буквальном смысле? Тогда как же он сможет вернуться?

Вряд ли буквально, чтобы то, что было когда-то — любовь и общение, которые он делил с Сином — возродилось.

Ещё одна вспышка боли пронзила Пьюка, но он заставил себя кивнуть. Очень хорошо. Он оставит Сина Посланникам. Пока.

О, как быстро может измениться жизнь!

— Каким ещё демоном он одержим? — спросил Пьюк.

— Паранойя, — ответила Кили. — Он стал одержим во время тех мирных переговоров с вашим соседом. Кто-то дал ему сундук… кто бы это мог быть? О, да. Я! И, о, ничего себе. Подумать только! Теперь у него Паранойя и Безразличие. Эти два совершенно не сочетаются. У меня такое чувство, что Син будет разрываться между полным безумием и ледяной апатией. — Она повернулась к Торину. — А мы можем за ним шпионить? Пожалуйста!

Паранойя. Причина перемены в Сине, произошедшей много веков назад, и полной уверенности в том, что Пьюк предаст его и убьёт.

Чудо, что Син не убил его сразу.

— Зачем ты это сделала? — Пьюк потёр центр своей ноющей груди. — Я слышал, что ты говорила в пещере. Ты же любишь нас. Или когда-нибудь полюбишь меня. Чего я до сих пор не могу понять. Зачем тебе причинять боль людям, которых ты якобы любишь?

Она грустно ему улыбнулась.