Темник Мамай

В обозе, во второй телеге от головы его, ехали генуэзские купцы, взятые Дмитрием в поход, — Козма Коврин, Дементий Соларев и Иван Ших. Жили и торговали они в Москве давно, в злокознях замечены не были и ехать вызвались добровольно, узнав, что их соплеменники, наёмники-копейщики, будут воевать за Мамая. Дмитрий собирался их использовать в роли толмачей.

На второй день после переправы к князю привели гонцов. По выправке, бугрящимся мышцам, решительному взгляду, обветренным лицам было понятно — воины опытные. Но одеты они были в отрепье. Кабы не кони да оружие — вылитые холопы. Оба рязанцы.

Князь разговаривал с ними в небольшом походном шатре. Один передал весть от Олега Рязанского, сообщив, что войско Ягайлы уже вторглось в земли рязанские и идёт медленно, не спеша, скорее всего, ждут гонца от Мамая.

Второй же, из лазутчиков Олеговых, донёс, что уже две недели как Мамай с войском стоит в Кузьминой гати, в трёх дневных переходах от Дона.

Князь Дмитрий поблагодарил воинов и велел при встрече кланяться Олегу Ивановичу.

С этого дня гонцы Олеговы до самой битвы прибывали ежедневно. Сведения, которые они доставляли, цены не имели. Князь и воеводы знали, где находятся силы Ягайло и Мамая, и могли рассчитать свои действия.

К вечеру пятого сентября конная разведка подошла к Дону, немного позже подошла конница основного войска. Пешцы и обоз придут только шестого и седьмого сентября.

Князья и воеводы устроили в деревне Черново совет, решали — как лучше? Стоять на этом берегу, не давая Мамаю переправиться, али наводить мост и занимать позиции на другом берегу? У каждого решения были свои достоинства и свои недостатки.

Дон в верховьях хоть и не очень широк, однако форсировать его вброд не получится. А самое уязвимое место для любого войска на марше — именно переправа. Здесь каждый воин сам по себе, управление теряется, намокает оружие. Если для сабли это вполне терпимо, то попади вода на лук — и всё! Не будет лук стрелять — даже с сухой тетивой, которые татары обычно носили в мешочке за пазухой. И обороняться на переправе можно долго и с малыми потерями для себя и большим уроном для врага.

После споров взял верх довод князей, обоих Ольгердовичей. «Надо переправиться и сжечь за собой мост, оставив обозы, — говорили они. — Оставим реку за собой, дабы удержать трусливых от бегства!»

Довод был разумный, и к нему прислушались. Ведь стоит одной сотне дрогнуть и побежать, как поднимется паника. Воин в бою видит только то, что рядом, всей картины боя не зрит, на прапоры не смотрит — это забота воевод, сотников, десятников. Дело воина — воевать. А когда соседи по строю дрогнут и побегут, поневоле опасаться начнёшь — не ударит ли враг во фланг? Не сомнёт ли? И вот уже сотня бежит, за нею полк, и — поражение!

Ночью стали строить неширокий мост, и к полудню, когда он был готов, начали переправу. Конная разведка сразу пошла вперёд, и вскоре от неё вернулся гонец с известием, что видели вдали татарские разъезды. В столкновение они не вступили, даже перестрелку из луков не учинили — убрались восвояси. Скорее всего, основные силы находились далеко, и татарские дозоры, не чувствуя за спиной поддержки, отступили.

По обыкновению своему, татары в походе высылали дозоры на два-три дневных перехода. Учитывая, что татары в набеге преодолевали за день до тридцати — тридцати пяти вёрст, подтверждались сведения рязанцев о стоянии Мамая в Кузьминой гати.

Для экономии сил и времени мост поставили только один, и это немного удлинило время переправы, но уже к исходу 7 сентября всё войско было на другом берегу, расположившись на берегу Непрядвы. Действовать надо было быстро, начав битву до возможного соединения Ягайло и Мамая.

Проходя мимо воинов, сидящих вокруг костра, на котором в котле булькала каша, князь услышал, как опытный воин поучал молодых.

— Венгерец бьёт саблей слева направо, москвитянин — сверху. Турчин да татарин — на себя, а поляк да литвин — крест-накрест машут. Потому бы...

Князь не дослушал, прошёл мимо.

Войско на ночёвку расположилось удачно, встали в водоразделе между Смолкой и Нижним Дубяком, сзади — Непрядва и Дон. Обозы через реку не переправлялись, часть из них заночевала в деревне Татинка, а купцы-генуэзцы — в деревне Монастырщина.

Служилые бояре и князья были в своих полках. Учитывая близость татар, все ратники не снимали брони и шлемов, были опоясаны саблями. Копья, сулицы, рогатины и совки стояли рядом, в пирамидах, на расстоянии протянутой руки. Старые, прошедшие не одну сечу, со шрамами на лицах воины успокаивали и приободряли новиков.

— Татарин, как в атаку идёт, визжит завсегда, пугает. Так ты уши заткни или песню пой — не слушай его. Когда сотня или тысяча их визжит, кровь в жилах стынет. А вот когда стрелы метать начнут, не зевай, щитом прикрывайся. Щит-то выручит, от стрелы татарской прикроет. Как команда в атаку будет, копьё к себе поближе прижимай, направляй наконечник в грудь. Даже если татарин щитом прикроется — не поможет, пробьёт копьё и щит и татарина. Как удар почувствуешь, отпускай копьё, иначе самого из седла вышибет.