Я провалялся в больнице почти три месяца, а когда вышел, то подавать апелляцию было уже поздно. Верховный суд оставил приговор в силе, и очень скоро Татьяну Владимировну отправили в Вологодскую область в колонию с романтическим названием «Серый лебедь». Условия содержания там самые жесткие: никаких свиданий, письмо – раз в месяц, да и то при хорошем поведении. В положенный срок я отправляю ей письмо, стараюсь поддержать – рассказываю сказки о ее будущем, она делает вид, будто верит. Иногда пишет и она, но каждое письмо на полстранички: это просто слова благодарности за поддержку. Кроме меня, ей присылает письма Святослав, который учится в Англии в закрытой школе для детей богачей. Но с каждым годом пишет все реже и реже, хотя по-прежнему называет Татьяну мамой. Больше у Рощиной никого нет: бабушка ее умерла через месяц после вынесения приговора. Мы с матерью хоронили ее. Акции предприятий Михаила Юрьевича унаследовал Святослав, но до своего совершеннолетия не может ими распоряжаться – весь пакет в управлении у Людмилы Юрьевны, которая так и не вышла замуж. Она живет на севере Франции, где приобрела поместье или замок – знаю об этом из прессы. Делами от ее имени занимается созданная ею управляющая компания, которой руководят опытные менеджеры, прибыль, судя по всему, огромна. Но это деньги Светика.
И вот еще что: в последнем письме Татьяна сообщила, что краем глаза на столе инспектора по режиму видела книгу Николая Торганова «Тихий ангел» и очень просила меня прислать ее, если получится. В следующей посылке отправлю.
– Может, я сам отвезу ей? – предложил Николай.
Шамин усмехнулся:
– Как вы это себе представляете?
– Не забывайте, что я – член Комиссии по помилованию при президенте России.
– Разрешение на свидание может дать только кто-нибудь из высокопоставленных чиновников Минюста, а те найдут кучу причин, чтобы отказать или просто затянуть с принятием решения. Вы будете ждать ровно столько времени, сколько вам потребуется, чтобы забыть о своей просьбе.
– Если я обращусь напрямую к заместителю министра Парфенову?
– А вы его достаточно хорошо знаете?
– Знаю, но не очень хорошо, а вот его жену Светлану…
Торганов понял, что проговорился ненароком, и замолчал.
– Для посещения колонии вам потребуется веская причина, – произнес Алексей Романович.
– Более веской, чем писательское любопытство, я не смогу придумать. И потом, я не буду говорить ему, что собираюсь повидаться с Рощиной.
– Парфенову писательское любопытство покажется забавным поводом. Молодому симпатичному писателю захотелось посетить с экскурсией колонию для самых страшных женщин страны!
Николаю показалось, что Шамин иронизирует, и потому сказал:
– Кроме того, заместителю министра известно, что мой отец – работник секретариата президента.
– Это действительно так? – не поверил адвокат.
Торганов кивнул.
– Тогда мы сможем поработать и в другом направлении, но только в таком случае мы рискуем уже не собой, а карьерой вашего отца. Мне кажется, что силы, нам противостоящие, гораздо могущественнее, чем наши собственные возможности и возможности всех наших родственников и друзей.
– Но вы же в одиночку пытались помочь Татьяне?
И тут Николая осенило. Ему вдруг стало ясно, почему Алексей Романович с такой страстью добивается справедливости.
– Только не обижайтесь, – произнес Торганов, – но я хочу задать один вопрос. Можете не отвечать, если он покажется вам бестактным. Простите, но вы влюблены в Рощину?
Шамин посмотрел внимательно в глаза Николая, словно раздумывая – отвечать честно или промолчать, а потом кивнул.
– Я люблю ее. Уже почти пятнадцать лет – с того самого мгновения, как увидел впервые. У матери был день рождения, пришли подруги, а бабушка Тани привела ее с собой. Я вошел в квартиру и услышал, как кто-то играет на пианино, причем здорово. Заглянул в комнату и увидел девушку, почти девочку. Вот с той поры и люблю. Мне казалось, что шансов никаких, потому что я старше ее на пятнадцать лет. А потом она вышла замуж за Рощина – моего ровесника, кстати.
Глава восьмая
Следующее заседание Комиссии по помилованию должно было состояться в сентябре. Впервые Торганов присутствовал бы на нем в качестве полноправного члена. Именно на этом заседании Николай решил поставить вопрос о помиловании Рощиной. Он планировал принести документы, свидетельствующие о ее невиновности, а главное, привести Шамина, который смог бы рассказать обо всем, произошедшем в ту летнюю ночь, подробно и убедительно. Правда, сам Алексей Романович считал, что никто ему выступить не даст.
Академику Локоткову решили пока ничего не докладывать. Как поведет себя Василий Ионович, неизвестно, но информация может просочиться, а потом начнется такое противодействие, что Николай проклянет тот день, когда дал согласие на участие в комиссии. Так сказал Шамин.