Темница тихого ангела

– Вот здесь твой пропуск. Давай теперь спокойно посидим. Парфенов теперь до утра будет спать как убитый. И вообще можно заняться, чем угодно.

И расстегнула три верхних пуговки на своем платье.

– В другой раз, – сказал Торганов.

Поднялся, взял со стола папочку и направился к двери.

– Так меня еще никто не оскорблял, – услышал он за спиной, – со мной лучше не ссориться.

Николай обернулся и посмотрел на жену заместителя министра.

– Я и в самом деле спешу.

– К Алисе Шабановой?

– Ну вот, ты и так все знаешь. Спасибо за помощь. Прощай.

И вышел в прихожую.

– Увидимся еще! – крикнула ему вслед Светлана.

Николаю предоставили все тот же бревенчатый коттедж, в котором он жил с отцом и в котором, после отъезда Александра Михайловича, провела ночь Светлана Парфенова. На этот раз Торганов тоже был не один: он приехал на базу вместе с адвокатом Шаминым. Только они не на вертолете прилетели, а примчались на машине Алексея Романовича.

Конечно, Шамин не собирался посещать колонию, хотя очень этого хотел. Сердце его рвалось за вечерний горизонт.

Приехали они поздно и ужинали в беседке.

– Не надо мне было сюда приезжать, – сказал Алексей Романович и повторил: – Не надо было. Здесь же у них служба безопасности, всех проверяют.

Он опасался, что своим визитом привлечет внимание людей, которые не хотят, чтобы Татьяна оказалась на свободе, и к Торганову. Он даже свою машину оставил за территорией базы отдыха, чтобы постараться остаться незамеченным. Но паспортов у них никто не спрашивал, так как Николая уже здесь знали, а на его спутника, казалось, никто не обратил особого внимания. Шамин уверял, что его старую «девятку» наверняка уже обнаружили, проверили номер и узнали фамилию владельца.

– Надо было на другой машине приезжать, – сокрушался адвокат.

Торганов не решился взять автомобиль Алисы. Впрочем, он хотя и подумывал о том, чтобы выгнать из гаража дома Шабановых «БМВ» или двухместный «Мерседес», отбросил эту мысль, зная, что Шамин все равно будет ждать его в своей «девятке» – не оставлять же машину адвоката на какой-нибудь случайной стоянке. И потом, мания преследования, слишком явно проявляющаяся во всех поступках и словах адвоката, уже начинала действовать Николаю на нервы. Вполне вероятно, что кому-то не хочется пересматривать громкое дело, решение по которому уже давно принято, и в общественном мнении твердо укоренилась мысль, что Татьяна Рощина – убийца. Но ведь существует Комиссия по помилованию, созданная для решения именно таких вопросов, а значит, есть не просто шанс, а весьма значительная вероятность ее освобождения.

Об этом думал Николай, когда лег в постель и пытался заснуть. Но сон не приходил, и непонятная тревога стучалась в сердце. Может, это была тревога ожидания встречи с маленькой девочкой, которую он знал когда-то и которой что-то пообещал, а теперь придется встретиться с ней, чтобы развести руками и сообщить, что ничего не получилось. Но ведь должно получиться. Торганов подумал об этом и сказал себе: «Все получится!» И понял, что пытается обмануть самого себя. От этого стало еще тревожней.

– Вы что-то сказали? – прозвучал в темноте голос Шамина.

Это было странно, потому что Торганов ничего не произносил вслух, он только подумал.

Пришлось отвечать.

– Локотков против помилования, – сказал Николай, – но, кроме него, в комиссии более двадцати человек, и если я смогу убедить всех… Если получится, конечно… Нужны доказательства, убедительные свидетельства. Но вас на заседание не допустят: теперь мне самому придется.

– Я дам папку со всеми материалами. Только до заседания комиссии спрячьте ее получше. На своей квартире держать ее не надо, и упаси боже прятать в камере хранения на вокзале, как в кино показывают.

– Я у отца ее оставлю.

Утром отправились в колонию. Проехали через Белозерск. По городу шли школьники, и Шамин вел машину осторожно, поглядывая по сторонам.

– Всегда завидую кому-то, – улыбнулся Алексей Романович, – мне уже далеко за сорок, а ни жены, ни детей. Очень хотелось всегда, но не сложилось.

– Не поздно еще.

– Может быть. Но мне почему-то кажется, что времени нет вовсе. Ведь надо с кем-то познакомиться, полюбить, а главное, чтобы и меня полюбили. А без любви – какие могут быть дети? Жениться лишь ради совместного проживания – зачем?

Не доехав до колонии, Шамин свернул в лес.

– Я здесь подожду, грибы пособираю, пока вы там будете. Зачем привлекать к машине внимание?

– Я – член Комиссии по помилованию при президенте России, – напомнил Торганов, – какая разница, на чьей машине я прибыл. И потом, вы же адвокат Рощиной: в том, что мы подъедем к воротам вместе, нет ничего подозрительного.

– Ничего, пешочком пройдетесь, – ответил Шамин, – осталось с километр, не более.

Идти долго не пришлось: очень скоро Торганова обогнал «уазик» и затормозил резко. Из машины вышел прапорщик с автоматом и направился навстречу.

Прапорщик сделал всего три или четыре шага, после чего остановился и приказал:

– Портфель на землю, руки за голову, и ко мне без резких движений.

Когда Николай подошел, прапорщик, глядя с ненавистью ему в лицо, произнес: