Темно-алая кровь по щекам и губам. Никому не отдам (СИ)

- Конечно, вернуть ее! – с вызовом ответил третий наследник. Реджина другого ответа не ожидала. Цисси презрительно хмыкнула, красивые брови взметнулись вверх, но не в непонимании, а скорее презрительно.

- Вот именно, – воскликнула Реджина. – Ты убит горем, в твоей крови ненависть, а в мозгу лишь одна мысль – надо ее вернуть. И тут, как по волшебству, появляется мама, говорит, что ей очень жаль. Как бы невзначай упоминает про то, что помочь она может. Ты хватаешься за эту ниточку, вытаскивая из мамы все, что тебе надо… А после, идешь на перекресток и заключаешь сделку с демоном.

Реджина откинулась на спинку стула. Цисси отодвинулась от стола. Обе ничего не съели, но вина выпили приличное количество, хотя до сих пор оставались трезвыми.

- Демоны обычно дают десять лет, затем, по прошествии этих лет, к человеку приходят адские псы и убивают его, утаскивая душу в Ад. Правда, иногда дают и меньше, ведь не все знают подробности таких сделок. А знаете, что потом? После прихода адских псов…

Вампиры невольно кинули испуганный взгляд на свернувшуюся у камина Алексу. Эта штука была с лошадь ростом, а если представить, что тебя будут рвать несколько таких штук…

- Даже знать не хочу, – пробубнил Райто. Зря, правда, он это сказал. В малиновых глазах брюнетки зажегся садистский огонек. Глаза побелели.

- Боль. Боль затопит всё. Пламя будет жечь не только кожу. Вы будете гореть изнутри. Тело порвётся на тысячи ошметков, исчезающих в пасти геенны огненной. Кричать уже не сможешь. Не будешь чувствовать ни ног, ни рук, будто их уже давно нет – исчезли в горящей бездне. Крюк, подцепленный за ребра, уже почти не ощущается. Внутренности будто прогнали через мясорубку и поджаривают на сковородке. Всюду запах жаренной гниющей плоти и серы…

- Реджина! – внезапно закричал Рейджи. Брюнетка, которая даже перегнулась через стол и схватила Райто за руку, обжигая схваченную руку, встрепенулась. Пару раз моргнув, ее глаза приняли первоначальный цвет, Ред встала и быстро вышла. Райто заорал, схватился за руку, от которой осталось практически…ничего. Руку можно было смело ампутировать.

Цисси, с ничего не выражающим взглядом, лишь с легким раздражением, растолкала братьев и присела возле Райто.

- Ты сам виноват, – совершенно отрешенно сказала шатенка, хватаясь за руку и легко сдавливая. Райто зашипел.

- Что ты делаешь?!

- Исправляю твою оплошность, – отрезала шатенка. Райто с удивлением посмотрел на свою руку: через пару мгновений, рука перестала «гореть адским пламенем», вновь становясь холодной. Обгоревшая кожа начала постепенно приходить в норму. Цисси выпрямилась.

- Мою оплошность? – раздраженно переспросил Райто. Губы девушки изогнулись в ухмылке.

- Да, – и прежде чем выйти из столовой, добавила: – Просто надо понять, что четверо из вас для нас ничего не стоят.

Смысл фразы дошел до всех: только Шу и Рейджи для демонов что-то значат.

Ровенна покинула землю в конце зимы. Сейчас на улице была осень. Слишком холодная, так что Реджина и Присцилла могли смело утверждать, что их тетушка Бейхан была не в лучшем настроении.

Земля покрылась ледяной коркой, хрустела под ногами, но Реджина даже не заботилась о том, чтобы идти бесшумно. Цисси плелась рядом с ней, явно недовольная поведением сестры.

- Ты чуть не убила Райто, – начала шатенка. – Ты это понимаешь?

- Карлхайнцкое отродье, – презрительно бросила брюнетка. Цисси покачала головой, сильнее запахивая пальто на груди. Реджина же выскочила из дома в одних джинсах и темном пуловере.

- Про отца и Шу ты так не считаешь, – напомнила Цилли. Реджина не ответила.

Цисси тяжело вздохнула и снова спросила, шатенка была не намерена оставлять сестру наедине с ее мыслями и трудностями.

– Ты не думаешь, что переборщила?

– Что? – резко спросила Ред, заставляя сестру вздрогнуть. Заметив это, брюнетка смягчается. – Прости... Просто, обидно, когда твой дом считают адом, да и Шляпник меня взбесил. А если честно, то...

Брюнетка замолкает, устремляясь вперед еще быстрее. Ред даже не поворачивается и ничего не говорит, но Присцилла понимает, как сестре тяжело. Поэтому она тихо добавляет:

– Я тоже хочу домой, Редди.

Реджина всхлипывает. А спустя минуту, обвивает шею сестры руками и откровенно плачет. Ей сложно, а еще Реджина не может смотреть на их отца.

Не многие знают, но Реджина ненавидела себя. Ненавидела свое имя, которое «дедушка Азазель» дал своей старшей внучке, явно опираясь на имя ее отца. Реджина ненавидела свою внешность, данную ей от отца. А все лишь из-за большой любви к матери.

Справедливо заметить, что Ровенна не выделяла ни одну из своих дочерей. Но все же, первое время не могла спокойно реагировать на Реджину. На эти малиновые глаза, на эти темные густые волосы, на это имя. И все же, она всячески показывала свою любовь. Но Реджина не была глупой. Она все видела, все понимала, но не могла обвинять маму хоть в чем-то – Ровенна была ее личной «Госпожой». Реджина искренне считала, что внешностью отца причиняет маме боль. Большую боль, хоть и морально.