— Ерунда, — говорю я, снова сосредотачиваясь на разговоре.
— Нет, это было неуместно. Мое эго было слишком ранено, чтобы признать это, но… Лондон, обычно я так не поступаю. Я хочу, чтобы ты это знала. Этого никогда ранее не происходило, особенно на работе. — Я слышу его тяжелый вздох. — Прошу прощения.
Грейсон придвигается ближе, прижимаясь губами к моему уху.
— Завтра.
— Все в порядке, — говорю я. — Я понимаю. Фактически, это моя работа — понимать. Думаю, мы должны встретиться завтра. Если у вас есть время.
— С радостью. — В его голосе слышится облегчение. — Мне нужно закончить несколько дел в Рокленде, но когда я вернусь, то позвоню тебе.
— Замечательно. Тогда поговорим позже. — Я отключаюсь до того, как Грейсон увлекает меня прямо на место преступления, и кладу телефон на стол. — Зачем мне с ним встречаться?
Я хватаюсь за край стола, когда он опускается на пол, скользя руками вниз по моему телу. Мозолистая кожа пальцев цепляет шелк бюстгальтера и трусиков.
— Потому что он твоя цель, — говорит он, проводя по изгибу моего бедра. — И потому, что агент одержим тобой. Он все равно найдет способ увидеться с тобой. Лучше сделать это на своих условиях.
— Он не одержим мной. — Я впиваюсь ногтями в дерево, когда он заводит пальцы за край моего нижнего белья, обнаружив эрогенную зону, отчего у меня начинает дрожать голос. — Он одержим тобой.
Он прикусывает мою плоть, прежде чем взять зубами резинку трусиков и медленно потянуть их вниз. На этот раз он не останавливается, пока они не оказываются у моих лодыжек.
— Это то же самое, — говорит Грейсон, вставая на ноги. Придерживая меня одной рукой за талию, другой он освобождает место на моем столе. — Мы идем в комплекте. — Затем уверенными, быстрыми движениями он разворачивает меня и усаживает на стол.
Я завожу руки за спину, пытаясь удержать равновесие, пока Грейсон нависает надо мной, словно хищник над добычей. Я скольжу взглядом по диагональным шрамам на скульптурной груди. Татуировки на его руках доходят до четко очерченных предплечий. Во время наших сессий у меня были фантазии, очень похожие на то, что происходит сейчас… и осознание того, что я здесь, в моем офисе с Грейсоном, только обостряют ощущения.
— Тебе нравится зажимать меня в угол, — говорю я с насмешкой в голосе.
На щеке у него появляется небольшая ямочка, а на лице расцветает редкая дьявольская улыбка.
— Я люблю тебя зажимать. Точка. — Он нежно гладит мое лицо и запрокидывает мою голову, целуя меня, наслаждаясь мной. Грубые накрахмаленные брюки униформы трутся о мой клитор, превращая пульсирование между ногами в острую боль.
Я хватаюсь за его шею, чтобы притянуть его ближе, желая его всего сразу.
Моя страстная реакция подталкивает его к краю, он дрожит от напряжения, а затем он хватает меня за задницу, прижимая к себе. Он поднимает меня со стола без особых усилий, отрываясь от меня, только чтобы сказать:
— Я хочу, чтобы ты села в это гребаное кресло.
Гортанный хрип в его голосе скользит по моей коже, как резкое прикосновение, его ирландский акцент обволакивает. Я обвиваю ноги вокруг талии, прижимаясь к нему, как нарисованные чернилами кусочки паззла на его теле соединяются вместе. Раскрепощенная. Бесстыдная. Я трусь о твердость в его грубых штанах, которая разжигает мою страсть. Мне нравится ощущать его напряженные мускулы, пока он несет меня в кабинет, чтобы оправдать свое заявление.
Он падает в кресло для пациентов, я падаю вместе с ним. Это кощунство по отношению к моей профессии. Я плюю в лицо своей практике.
И чувствую себя так, словно очистилась.
Я хватаюсь за подголовник, мои волосы прикрывают нас непослушной вуалью, пока Грейсон снимает с меня бюстгальтер, обнажая грудь. Он не нежен, он почти рвет нежный материал, уже не сдерживаясь. Близости недостаточно, мы все еще слишком далеко друг от друга, и он сжимает изгибы моих мягких бедер и сильнее прижимает меня к эрекции. Мы, как голодные и развратные дикари, нападаем друг на друга. НАМ НИКОГДА НЕ БУДЕТ ДОСТАТОЧНО.
Общаемся без слов. На плотском уровне. Неважно, ссоримся мы или миримся. Бросаем вызов друг другу или подчиняемся нашим слабостям. Разговариваем или трахаемся. В конечном счете, все это не имеет значения — мы зарываемся глубже, исследуя темную бездну нашей психики, которую некоторые могут назвать душой.
Для людей с ограниченным эмоциональным диапазоном это безумие.
В приступе эмоциональной перегрузки Грейсон с равной долей безразличия может признаться в любви или убить меня. И то и другое успокоит его чрезмерно возбужденное состояние и вернет в зону комфорта.
Я могла бояться того, на что он способен, но не боюсь. Если бы он руководствовался одним разумом, то никогда бы не рискнул так, как сегодня, придя сюда. Поступая так, он действует наперекор своей сущности. Он здесь, чтобы воссоединиться со мной, утолить голод, который ведет нас обоих к неизвестному пункту назначения.
Это захватывает.
Это пугает.
И ни один из нас уже не способен изменить курс.