— Перелом не остановит тебя надолго. — Я тянусь к его талии и отцепляю наручники. Затем тащу Фостера к заколоченному надгробию, в которое кинул камень. Конечно, это не открытая могила, но сойдет. Кроме того, я не могу травмировать детектива. Он нам еще пригодится.
Он пинает меня, но ему слишком больно, чтобы достойно мне противостоять. Я приковываю одну манжету к его пухлой щиколотке, а другую — к оголенной арматуре надгробия. Он кричит, когда стальные наручники врезаются в его плоть.
— Тебе стоит подумать о диете, старик. — Я кладу ключи от наручников в карман, думая, что они будут красиво выглядеть на шее Лондон.
После бесполезной попытки освободиться, Фостер сдается. Задыхаясь, он смотрит на меня.
— Меня не волнует, что говорят СМИ, ты убийца. Просто гребаный убийца, как любой другой преступник, запертый в тюрьме.
Я присаживаюсь на корточки рядом с ним, и — я отдаю ему должное — он не вздрагивает.
— Ты действительно думаешь, что сейчас самое время меня прикончить? — Мой тон очень серьезен.
В его глазах вспыхивает настоящий страх. Впервые детектив, который каждый день на работе смотрел смерти в глаза, понимает, что сегодняшний день может быть для него последним.
Я залезаю в карман его пальто и достаю телефон.
— У тебя есть два варианта, — говорю я, кладя телефон рядом с его головой. — Сними наручники или позови на помощь.
Он прищуривается.
— Ты даешь мне выбор?
Я пожимаю плечами.
— Не очень большой выбор. Ты можешь перегрызть себе лодыжку вместо того, чтобы столкнуться со своими коллегами отдела и другими властями… не говоря уже о СМИ, которых ты так ненавидишь. Но я не думаю, что у тебя хватит на это смелости.
Сжимая раненую руку, Фостер переводит взгляд на телефон. Я встаю.
— Удачи.
Когда я начинаю уходить, он говорит:
— Просто скажи мне, что она в этом замешана.
Я закрываю глаза.
— Да ты просто не можешь успокоиться. Даже ради своего собственного блага.
— Я детектив, — ворчит он. — Если док помогла тебе сбежать, я это выясню.
Нет, не выяснит.
Я разворачиваюсь и забираю телефон Фостера. Просматривая сообщения и последние звонки, я качаю головой.
— Ты ни с кем не связывался со вчерашнего дня. — Засовываю телефон в карман. — Какая неудача. Никто не знает, где ты, и ты единственный, кто видел меня в офисе Лондон. Ты единственный, кто может ее предупредить.
Из-за боли ему требуется какое-то мгновение, чтобы понять, что я имею в виду.
— Что тебе от нее нужно?
Я достаю «глок».
— Ты растратил мое милосердие. Мое сочувствие не бесконечно. — Я достаю магазин и одну за другой выщёлкиваю пальцем пули.
— Что ты делаешь? — Спрашивает Фостер.
Вставляю пустой магазин и оттягиваю затвор. Наклонив пистолет в сторону Фостера, я показываю ему магазин.
— Выбери пулю, — говорю я.
Все еще прижимая сломанную руку к груди, Фостер смотрит на бронзовые пули, рассыпанные вокруг его головы, отказываясь играть в эту игру.
— Как всегда упрямишься, — бормочу я и сам выбираю пулю. Я поднимаю ее, затем заряжаю патрон и опускаю затвор. Громкий щелчок заставляет Фостера зажмуриться.
— Ты когда-нибудь играл в русскую рулетку, Фостер?
Его глаза резко распахиваются.
— Ты сумасшедший. Нельзя играть в рулетку с гребаным «глоком»…
— Конечно, можно. — Я взвожу курок и прижимаю дуло к его виску. — Правила очень просты. Отвечай на вопрос честно, и я тебя не застрелю.
Он пытается вывернуться и издает сдавленный крик, когда наручники дергают его ногу назад.
Я приставляю пистолет к его голове.
— Закончил? — Он бросает на меня смертоносный взгляд, но на этот раз не двигается.
— Что, черт возьми, ты хочешь знать? — Выдавливает он сквозь стиснутые зубы.
— Ты когда-нибудь причинял вред животному? — Спрашиваю я.
— Какого…?
— Честно, Фостер. Сейчас это очень важно. Я узнаю, если ты солжешь.
Он тяжело дышит, боль усиливается, несмотря на адреналин.
— Нет. Никогда.
Я наклоняю голову, изучая его. Решив, что он говорит правду, я дергаю затвором, освобождая пулю.
— Минус одна, — говорю я и бросаю пулю через плечо.
Фостер стукается головой о землю, когда резко расслабляется, тяжело дыша.
— Это какой-то больной психологический эксперимент?
— Что-то вроде того. — Заряжаю еще один патрон в патронник и взвожу курок. — Осталось тринадцать пуль. Спорим, ты жалеешь, что загрузил сегодня полный магазин.
— Боже.
— Вы когда-нибудь применяли оружие на работе?
— Нет.
Мы продолжаем разговор, пули кончаются, а он дает мне ответы, которые я хочу знать. Пока мы не доходим до финального раунда.
К этому моменту Фостер перестает потеть. Он впадает в шок. Однако я до сих пор не получил нужного мне ответа. Он или нет оставляет свою подпись на жертвах.
Я вставляю пулю.
— Это не русская рулетка, если только иногда ты не направляешь эту чертову штуку на себя, — хрипло говорит он. Его глаза закрыты.
Я толкаю его стволом, пробуждая.
— Справедливо. А теперь обрати внимание. — Я вытягиваю его руку, и он едва сдерживает крик. Я вкладываю «глок» в его трясущуюся ладонь, помогая положить палец на спусковой крючок. — Не нарушай правила.