— В деле штат Делавэр против Грейсона Салливана, обвиняемого в убийстве первой степени, каково ваше решение?
— Виновен, ваша честь.
Это привлекает мое внимание, и я смотрю на судью. Он, уже прищурившись, наблюдает за мной. Просмотрев список обвинений, он окончательно объявляет обвинительный приговор, вынесенный присяжными, затем благодарит их за службу и снимает с них обязанности.
— Перед вынесением приговора я сам хотел бы сказать несколько слов, мистер Салливан, — говорит судья. — Если бы не мучительно медленный механизм нашей системы правосудия, я бы лично позаботился о том, чтобы ваша казнь была тут же приведена в исполнение. Убийства, в которых вас признали виновным, — это тяжкое и отвратительное деяние самого ужасного типа. За тридцать лет работы судьей я никогда не видел более вопиющего пренебрежения к человеческой жизни. Вам есть, что добавить до вынесения приговора?
Мой адвокат пинает меня, давая сигнал встать и продекламировать отрепетированную просьбу о помиловании.
Так что я подчиняюсь. Встаю и поднимаю подбородок.
— Да, ваша честь. Я заявляю, что ад пуст и все дьяволы здесь. — Зал суда взрывается. Судья стучит молотком, пытаясь утихомирить болтающих. Мой адвокат опускает голову.
Я улыбаюсь. Я всю жизнь ждал возможности процитировать Шекспира.
— Грейсон Пирс Салливан, — произносит судья, перекрикивая суматоху. — Настоящим вы признаетесь виновным и приговариваетесь не более чем к ста годам тюремного заключения за каждую отнятую вами жизнь. Вы будете заключены в исправительное учреждение максимального строгого режима в Нью-Касле, где проведете время до введения смертельной инъекции, — он наклоняется над кафедрой. — И ни один бог не помилует вашу душу.
— Всегда пожалуйста, — отвечаю я ему, подмигивая.
Он смотрит на меня, но не в замешательстве. Большинство смертных приговоров в Делавэре были вынесены судьей Ланкастером. Тридцать лет закон был его орудием убийства. Он убийца, который использует закон для убийства своих жертв, и он наслаждается каждым моментом — последний триумф перед тем, как государство навсегда отменит смертную казнь.
— Уберите этого монстра из моего зала суда.
Он в последний раз стучит молотком, последняя нота моей жизни.
Наручники сковывают мои запястья. Кровь бежит по суженным артериям, начинает кружиться голова. Перед глазами вспыхивают огни. У меня прерывается дыхание, и я изо всех сил пытаюсь втянуть воздух через ком в горле. Легкие горят.
Янг первый замечает.
— Салливан, все в порядке. Мы подадим апелляцию. Это еще не конец… — Он замолкает, когда у меня начинается припадок.
Все мышцы охватывает дрожь, челюсть сжимается. Я чувствую, как по подбородку стекает пена из рвоты.
— Нам нужен врач! — кричит Янг.
Офицер позволяет моему телу упасть на пол. Наручники впиваются в кожу, тело дрожит. Но, прежде чем мир меркнет, я вижу ее. Смотрящую на меня. Ангел милосердия, который заберет боль.
Лондон наклоняется и прижимает мягкие пальчики к моей шее.
— Он в шоке. Анафилактический шок.
Ее глубокие карие глаза широко раскрыты, когда она смотрит вниз. Я пытаюсь сосчитать золотистые частички. Они расплываются и тускнеют, пока я не теряю ее из виду. Мне удается сказать ей одно слово, пока не гаснет свет.
Убийца.
Глава 18
ОСВОБОДИ МЕНЯ
ЛОНДОН
— Пенициллин, — я просматриваю результаты анализов Грейсона. — Не хотите объяснить, как мистеру Салливану дали данное лекарство, в то время как в его медкарте черным по белому указано, что у него на него аллергия?
Этот вопрос адресовался офицеру, отвечающему за питание Грейсона в тюрьме здания суда. Я задавала этот вопрос всем офицерам, которые контактировали с ним за последние сорок восемь часов. Я не детектив и официально больше не психолог Грейсона, но я добьюсь от них ответа.
Офицер качает головой.
— Мне очень жаль, мэм. Я не знаю.
Я резко вдыхаю.
— Хорошо. Спасибо.
Я иду по коридору, чтобы вернуть анализы в комнату неотложки, но меня останавливает детектив Фостер.
— Вас здесь быть не должно. Я возьму это. — Он забирает карту.
— Я как раз ухожу. — Я пытаюсь сделать именно это, но массивный детектив снова встает на моем пути.
— Что вы здесь делаете?
Я скрещиваю руки.
— Один из моих пациентов попал в больницу, детектив. Я делаю здесь то же, что и вы — пытаюсь выяснить, как это произошло, и, более того, определить, как это отразится на моем пациенте.
Он медленно кивает.
— Знаете, в журнале посещений значится только один человек. Вы. Я нахожу это очень интересным.
— Осторожно, детектив. Кто-то может подумать, что вы намекаете на то, что респектабельный доктор отравил пациента.
— Я ни на что не намекаю. Я прямо спрашиваю, давали ли вы Салливану пенициллин, чтобы отсрочить его перевод.
— Невероятно, — бормочу я себе под нос. — Детектив Фостер, вы хотите, чтобы мне пришлось выполнять работу не только за врачей этой отсталой больницы, но также и за вас. Как вы думаете, сколько людей желают Грейсону смерти? Семья жертв, сотрудники полиции… вроде вас…
— Его уже приговорили к смертной казни, — обрывает он.