Темное дело

Никита отправился к себе, но, проходя через приемную Германа, изменил маршрут и подошел к столу Анюты:

— Привет. Герман на месте?

— Не пришел еще. А ты что здесь делаешь? Тебе положены отгулы за десятидневный вояж. Везет же некоторым: побывать в приличной стране на халяву, потом еще и отдохнуть за удовольствие.

— Пардон, за успешные и трудные переговоры, увенчавшиеся моей полной победой, — поправил он, опершись обеими руками о стол. — И мне положен еще бонус в виде энного количества евробаксов.

— Скромный ты наш, — покусывая авторучку, улыбнулась Анюта. — Хочешь, обрадую?

— Когда это говоришь ты, у меня рождается подозрение, что мне приготовили гадость. Ну, говори, чем «порадовать» собралась?

— Тебя снова отправят в командировку, но, если дело завершится победой, твои бонусы составят хохлобаксы.

Он выпрямился, недовольно поморщившись:

— Значит, полечу в дружественную нам Украину? Почему я?

— Потому что Герман Евгеньевич хочет выйти к началу года с блестящими показателями.

— Наверное, поскандалю с Германом, — составил Никита прогноз на ближайшее будущее. — Только вчера прилетел…

— Лучше поучи украинский язык, больше пользы будет. По-моему, командировки в твоем положении новоявленного папаши — замечательный выход, чтобы отвлечься.

— А-а… — протянул Никита. — И ты уже в курсе. Кто доложил?

— Зачем тебе?

— Намылю морду, — заметно помрачнел он. — И применю пытки, тем самым восстановлю цепочку слухов, кто-то ведь первый кинул инфу.

Да кто кинул — тот, кто пользовался его мобильным телефоном и электронным адресом. Предположение Серафимы, что сволочь завелась у него под носом, получило статус единственно верной версии после ночных размышлений.

— «Намылю»… «морду»… Что за сленг у ведущего менеджера? — подколола его Анюта. — Но от твоего морального состояния зависит благополучие фирмы, стало быть, и мое личное. Ладно, уговорил, попробую выяснить первоисточник, а то ты примешься «мылить морды» всем подряд, еще угодишь на пятнадцать суток за банальное хулиганство, некому будет лететь в Украину.

Никита наклонился, облокотился на стол и, заглянув ей в глаза, тоном заговорщика спросил:

— Надеюсь, ты не думаешь, что ребенок не мой?

— А никто и не сомневается, зная твою любвеобильность, — в тон ответила она. — Но говорят, ты отрицаешь свое отцовство.

— Это я так, чтобы не скучно жилось нашим паукам в банке.

— Ну и зачем же делал экспертизу?

М-да, осведомленность — разведцентру делать нечего, если бы и работали так же слаженно, как собирают досье.

— А чтобы твердо убедиться, — усмехнулся Никита. — Но первоисточник слухов выясни, если тебя не затруднит.

— Затруднит, — вздохнула Анюта. — Так я же для себя буду стараться. Кстати, как тебе сыщики? Это лучшие частные детективы.

— Ты их видела?

— Мельком, когда вчера пришли. Я ведь по телефону с ними договаривалась, тебе-то подошли? По твоему лицу вижу: не очень.

— Да нет, вполне…

Диалог был прерван, в приемную зашла Олеся — заместитель управляющего банком, а банк принадлежит холдингу. Заурядную внешность Олеся умела подать как нечто идеальное, эдакое блюдо для гурманов, упаковав свой стан в лучшие тряпки и умостив зад на сиденье престижного авто. Вот у кого поучиться хватке — у Олеси, если она вцепится в кого, то, считай, пропал. Однако с Никитой промахнулась, он не любитель эмансипированных вумен, правда, Олеся не утруждала себя страданиями, переключилась на Германа. Удалось ли ей приручить его — никому не известно, если и удалось, то временно, так сказать, на один раз, да и то сомнительно. Она поздоровалась, небрежно бросив:

— Извините, что помешала.

Никита выпрямился, ничуть не смутившись:

— Кого я вижу! К нам пожаловала сама богиня купюр и кредитных карт. Обниматься и целоваться будем?

— Позже, — сказала она, подплыв ближе к столу. — У себя?

— Задерживается, — сухо ответила Анюта, втайне не переваривая Олесю, но это чисто женская неприязнь, без существенного повода.

— Какая жалость, придется заехать еще раз. — Наконец она обратила взор на Никиту: — Как семейная жизнь, где отдыхали?

— Я холост, — развел он руками. — Передумал жениться.

— Стало быть, ты не потерян для общества. Аня, предупреди шефа, что я буду у него в двенадцать дня. Всем пока, — игриво пошевелила пальчиками в воздухе Олеся.

После ее ухода Никита, посмотрев на Анюту, невольно рассмеялся — с ее лицом произошла метаморфоза, будто она проглотила зеленую жабу в оранжевых пупырышках.

— Чего ты ржешь? — рассердилась Анюта. — Прекрати, иначе помощи от меня не дождешься.

— Ух как ты ее любишь, — веселился он.

— Погоди, когда она возьмется за тебя активней, чем прежде, ты тоже ее сильно полюбишь. Олеська на всех талантливых мужиков бросается, а ты теперь «не потерян для общества», значит, для нее.

— Потерян. Причем навсегда. Меня не устраивает фирма белья, которое носит Олеся.

— А, значит, и тебе она успела показать потроха? — съехидничала Анюта.

— Фу, как грубо. Я, Аня, рентген, вижу сквозь одежду.

Видно, Олеся вызывала у Анюты аллергию, посему она растеклась таким ядом, что отравиться недолго и заочно: