— Мне не попадалось таких изощренно-хитромудрых дел, все больше убийства на бытовой почве. М-да, просто завораживающая ситуация. Но, Сима, почерк — это уже кое-что… Он доказывает: отправлял деньги не Кораблев, следовательно, остальные «компроматы» на него — липа. Ты молодец! Заострила внимание на денежных переводах — умница, главное — вовремя смекнула, где можно обнаружить подлог, некоторые до этого не доходят. Но не думаю, Сима, что результат графологической экспертизы кардинально повлияет на решение суда.
— У нас есть еще фотографии и запись вечера.
— Фотографии в расчет не будут брать, это скорее для вас повод к гимнастике ума. Можно попробовать отдать эксперту вместе с видеозаписью из ресторана, где Яна целует его, он, конечно, заметит то, что мне бросилось в глаза, напишет заключение…
— Да-да, — поспешно сказала Серафима, — надо отдать.
Однако Дмитрий Данилович махнул рукой, отвергая собственную идею:
— Каков бы ни был результат, Никита проиграет. Главное — генетическая экспертиза, она побьет все ваши доказательства. А вдруг по просьбе Кораблева отправлялись деньги, а?
— Нет, — категорично сказала Сима. — Я теперь уверена: он не лжет.
— Это судья так подумает, а адвокат Яны его убедит. Только одно может спасти Кораблева от многолетней кабалы: найти и доказать, каким способом она забеременела. Вот тогда и остальные доказательства польют на вашу мельницу.
— Значит, буду долбить до конца. Помогите мне подчинить почтовое отделение. Я хочу выяснить, кто принимал переводы, это можно сделать только через милицию. Никита работу оплатит.
— Лады, детка, — ударил он себя по коленям. — Мне страшно любопытно, как еще беременеют женщины без мужчин. Но, Сима, без сперматозоида ребеночка невозможно зачать! Кстати, поговори с гинекологом, им должны быть известны все способы вплоть до хитромудрых.
— О-ой, — протянула растерянно она. — А мне не пришло в голову…
В тот же вечер, дождавшись, когда папа после ужина отправился к телеящику, а мама разлила чай и нарезала пирог с джемом, Серафима поинтересовалась:
— Ма, у тебя есть знакомый гинеколог? Только хороший!
У той глаза стали в пять раз больше, лицо вытянулось, рот открылся — челюсть отвисла. Потом мама, по натуре паникерша, произнесла потрясенно:
— Сима, ты беременна? От кого? Я его знаю?
— Да вовсе нет…
— Не лги! Уф!.. Аборт хочешь сделать?
— Ма… — попробовала вразумить ее Серафима, но разве это возможно!
— И не думай даже! — рявкнула мать, постучав пальцем по краю стола. — Первый аборт опасен бесплодием…
— Почему сразу аборт? — вставила Сима. Поскольку паникерша не способна принять правду, пришлось говорить то, что она желала услышать: — Должна же я показаться врачу?
— Сегодня же поговорю с тетей Шурой, кажется, у нее есть знакомый гинеколог, друг семьи, но учти! Я пойду с тобой.
— Ладно, пойдешь. — Мама всхлипнула. То ли от счастья, то ли расстроилась, Серафима отодвинула чашку вместе с пирогом на блюдце. — Ну вот, началось…
— А что он?
— Кто?
— Отец ребенка.
— Бросил, — «успокоила» ее жестокая Серафима.
— Какой же он… Ничего, без него обойдемся. Много сладкого теперь не ешь, а то родишь диабетика. А кто он, ну, этот… отец?
— Ведущий менеджер. Ма, я пойду, мне готовиться к суду.
Тяжело быть единственной дочерью, к тому же поздней.
Он оказался худым, узким в плечах, с длинными руками и ногами, длинными — ниже плеч — волосами, изможденным лицом узника концлагеря и глазами наркомана под кайфом. Одежда на нем болталась, как если бы ее надели на швабру, сдавалось, под ней нет костей и тела, одна пустота. Он обвел глазами встречающих, Серафима узнала его по описаниям Прохора, помахала, подняв высоко над головой руку. Он подошел, сумка выпала из его рук к ногам, достал сигареты, представился немного стеснительно:
— Ты Серафима? А я Лаэрт, можно просто Ларик.
— Прохор не смог встретить, он на работе, я отвезу тебя на квартиру, там все готово. Идем к стоянке такси?
— Все равно нужен Прохор, — по дороге сказал он, закуривая. — Я же не знаю, что мне предстоит искать.
— Мы с ним приедем вечером, растолкуем, а завтра прилетит заказчик, внесет коррективы в задание.
— Я люблю растворимый кофе, копченые сосиски и попкорн, — поставил он ее в известность о своих пристрастиях.
М-да, вкус у него… Как раз подошли к такси, Серафима открыла переднюю дверцу, усаживаясь, успокоила Ларика:
— Холодильник полный — только выбирай, а попкорн вечером завезу, мешок. Садись.
Она сказала водителю, куда ехать: когда прибыли, заплатила и попросила подождать. Это ее-то называют медлительной, а то и заторможенной? Ларика не видели! Наверх она бежала — он плелся, в квартиру влетела — он еще не одолел последний лестничный пролет. Серафима успела бросить ключи на полку под зеркалом в прихожей, на кухне найти банку кофе в шкафу и поставить ее на видное место, зажечь газовую конфорку и установить на нее чайник. Обернулась. Он стоял, подпирая острым плечом дверной проем.
— Ништяк, — похвалил жилище.