Темное дело

Ну, как тут не выругаться! Из минусов выходит, подлец, из нуля. С захудалым пиковым марьяжем набирает такие очки, что дух захватывает. Оглянуться не успеешь, как у него, у соседа долбанного да удачливого, уже «полколеса». Ну, что ты будешь делать?!.. Молчите?

А все из-за фарта. У него он есть — был, будет, это не столь важно, — а у тебя, у голубчика, у Бориса свет Николаевича нету. Нетушки! Да-с!..

Итак, господа, фарт. Впрочем, другое — его отсутствие. Четырех женщин встретил на своем, да простят за банальность, жизненном пути Борис Николаевич, и ровно четыре (!) раза повторилась одна и та же история.

ОДНА И ТА ЖЕ!

Тут есть над чем задуматься. И будь на месте бравого майора из строевой части танкового полка знаменитой Кантемировской дивизии и прочее, и прочее какой-нибудь обычный шпак, то, возможно, давно бы этот самый шпак обратился к психотерапевтам или астрологам, а то и вовсе к захудалой бабке-ведунье из села, скажем, Митькины Щеки, где и квартировалась воинская часть Бориса Николаевича.

Но не таков был Борис Николаевич! Не таков!..

Четыре женщины… Женщины. Он называл их только так. Остальную часть слабой половины человечества Борис Николаевич делил на знакомых — если сексуальных связей не было, или на подруг — если таковая (т. е. связь, естественно) существовала. Но эти четыре… Это было нечто другое.

Что?

Любовь? Страсть? Судьба? Неизбежность? А может быть рок?

Видимо, не стоит искать точных определений там, где они не могут быть изначально. Ну, разве можно, например, объяснить словами эти понятия? Конечно же, нет! Слова, подобно воде, лишь скользнут по поверхности, не проникая в суть явления. И только, скажем, музыка хоть как-то способна передать все те нюансы ощущений, все те тысячи — миллионы, миллиарды, «тьмы и тьмы»! — оттенков и любви, и страсти, и, конечно же, рока…

Четыре женщины… Женщины. Женщины!

Они возникали на его, Бориса Николаевича, горизонте — господи, ну какой же горизонт: майор, пыльная строевая часть, электричка по выходным, московские переулки стакан водки из-под стола в пошлой, надоевшей даже алкашам-завсегдатаям, забегаловке, и вновь переулки, переулки, переулки… — возникали с завидной периодичностью, словно похожие друг на друга куклы, и не было в этом мистики, не было ведьемачества, ни было ничего такого, от чего можно было бы откреститься, отплюнуться через левое, естественно, плечо.

Они были разные. Они были одинаковые.

Бывает и такое. Редко, но бывает…

Всех четверых звали Иннами. Все четверо встретились Борису Николаевичу в одно и то же время года — весной. У всех женщин были дети. И все эти дети были девочками восьми лет. Каково?

Четыре женщины! Четыре Инны! Четыре одинаковые истории!..

Мистика, скажете вы. Или бред воспаленного воображения. Ни то и ни другое. Это жизнь Бориса Николаевича. И если были у Всевышнего на него, на Бориса Николаевича, другие виды, то, конечно же, все случилось бы по-другому. Но замысел Божий — это замысел Божий! Что мы знаем о нем?..

И достался Борису Николаевичу такой фарт. Вернее — отсутствие оного. Хотите подробностей? Пожалуйста.

Начиная со знаменитого шестьдесят первого — гагаринского, космического, оттепельного и прочее, что там еще было? — сразу после развода с Полиной, со своей первой законной, в течение трех десятков лет встретил Борис Николаевич четырех, как уже было сказано, женщин (были, конечно же, и другие — подруги и знакомые, но они не в счет, не об этом сейчас речь), четырех… как бы это получше выразиться?.. нет, нет, даже не стоит мучиться, отметим, что это были Инны, и все… С завидной, между прочим, периодичностью — одна Инна в семь-восемь лет. Даже новую единицу можно было бы придумать: «Инна в семилетку». Только вот что она будет означать? Невезение? Отсутствие фарта?..

Но ведь все не так плохо!

Ведь любил же Борис Николаевич своих женщин. Без сомнения! И они платили ему тем же. Значит, все хорошо, все уравновешенно? Нет, не все…

Судите сами. Допустим, Инна-первая, Инна Ивановна, учительница, между прочим, пения. Встретились, познакомились, расспросили друг о друге. Ему — двадцать шесть, ей — столько же. Живи, не хочу! А то, что дочка есть у Инночки, так это ведь даже хорошо, если призадуматься. И они жили — Борис и Инна — жили неплохо, дружно, в лад. И был Борис Николаевич хозяином в доме, и был отцом (ну и что, что приемным?) девочке, и всем было хорошо… Как в сказке. Да вот только конец у этой идиллии оказался не совсем сказочный. Прошло лет семь, и попросили Бориса Николаевича освободить жилплощадь, намекая на то, что вдруг нелюб стал Борис Николаевич Инне Ивановне да и падчерице заодно. Почему?! За что?! С какой такой стати?!..

Но не получил Борис Николаевич ответа. Был скандал, бессмысленный разговор, крики, слезы — словом, все как полагается, — чемодан, последний взгляд по ставшей чужой в одно мгновение квартире, тяжелый вздох по поводу лоджии, которую стеклил и обивал вагонкой вот этими самыми руками… Да что уж теперь! Поздно, проехали. Пока!

И ушел Борис Николаевич…