Темное дело

Туровский все еще ошалело смотрел на старика.

— Неужели все-таки… — проговорил он наконец, и Петух кивнул:

— Да, — сказал он. — Ваш компаньон продал-таки нам свою долю. Поверьте, мы ему сделали предложение, от которого ему и впрямь трудно было отказаться.

Туровский качал головой. По всему было видно, что от неожиданности он придет в себя не скоро.

Вдруг ярко-ярко вспыхнула вспышка от фотоаппарата Кости Сюткина, и почти тут же — второй раз. Я чуть не завопил от восторга, восхищаясь таким профессионализмом. Увлеченный сутью разговора, я не обратил внимания, что буквально у всех, кто вместе со мной слушали этот разговор, были такие ошеломленные лица, что потом проси их, умоляй — повторить не смогут. И Сюткин, умница, вовремя вспомнил о своей фотокамере.

Но и это еще не все. Вспышка была так неуместна в этой ситуации, что ошеломление присутствовавших возросло, наверное, стократ, и Сюткин, видимо, просчитал это заранее, и моментально запечатлел реакцию на вспышку. Я был уверен, что он получил два фотошедевра: сначала реакция на информацию Петуха, и сразу после нее — реакция на вспышку.

Все это пронеслось в моем мозгу в течение доли секунды, и поэтому я сразу же после этих вспышек чуть не заорал. Но не заорал.

— Ну ты! — ринулся к Косте Лева с явным намерением отобрать камеру.

Я молча встал на его пути, и он остановился, не зная, что предпринять.

— На лодке нельзя фотографировать! — сказал он, впрочем, довольно неуверенно.

— Можно, можно, — успокоил я его, не до конца уверенный в том, что говорю.

— Отставить, Яйцин, — сказал капитан.

Лева пожал плечами и отошел на место, которое занимал до этого.

— Я одного не пойму, — нетерпеливо заговорила Рябинина, отведя от Кости восхищенный взгляд. — Допустим, Петр Петрович прав. И что? Что из этого следует?

— И-и, голуба… — пропел Петух. — Это многое значит. Посмотрите на нашего Туровского. Разве выражение его лица не говорит вам о том, что теперь изменилось многое, если не все? А? Вглядитесь в него повнимательнее, милая барышня.

«Милая барышня» передернула плечом и обратилась к несчастному распорядителю:

— Вы можете нам что-нибудь объяснить? Что все это значит? Что имеет в виду этот страшный старик?

Туровский безнадежно махнул рукой.

— Это значит, — сказал он — что в лучшем случае я на этой лодке такой же пассажир, как и вы. Что теперь всем на борту заправляет компания «Нефтьсибирьинвест», то есть — он.

— Совершенно верно, — кивнул, сладко улыбаясь Петр Петрович.

В разговор вмешался капитан:

— Ну, положим, это слишком сильно сказано, — сказал он. — Я пока еще остаюсь командиром этой лодки. К тому же у меня заключен контракт, и в том документе ничего не сказано про какой-то «Нефтьсибирьинвест». Так что вплоть до возвращения в порт я по-прежнему выполняю условия контракта. И господин Туровский остается тем, кем до этой минуты и был, то есть распорядительным директором. Я ясно излагаю? — спросил он у старика.

— Более чем, — смотрел на капитана старик светлым взором.

— Вот и хорошо, — кивнул тот. — И замечательно. А сейчас я никого более не задерживаю…

Вообще-то он сказал то, что должен был сказать, и это понимали все. Как понимали и то, что что-то изменилось. На Туровского, во всяком случае, нельзя было смотреть без сострадания.

С легкой улыбкой на устах старик оглядел всех присутствующих и сказал:

— Если вы разрешите мне остаться, капитан, я задержу вас не более чем на пять минут. Разумеется, мне хотелось бы говорить с вами тет-а-тет.

Зотов некоторое время пристально смотрел на него, а потом устало прикрыл веки и проговорил:

— Во-первых, не капитан, а командир. Это подводная лодка, а не команда КВН. Во-вторых, тет-а-тет не получится в любом случае. Как я уже сказал, господин Туровский остается распорядительным директором до конца круиза. Уверен, что вы хотите говорить со мной о функциях лодки, а без Туровского, повторяю, я с вами говорить не намерен. Все остальные могут выйти.

— Я тоже? — спросил Лева.

— Все, кроме Туровского и господина Петуха, — твердо проговорил Зотов.

Лева пожал плечами и направился к выходу. Рябинина, Сюткин и я последовали за ним — остаться не было никакой возможности, ни единой. На лице Рябининой было написано отчаяние от того, что она не может этого сделать. Ее прямо-таки снедало профессиональное любопытство. Мне же почему-то было абсолютно до лампочки, кто у них теперь будет чем заправлять. Мне нестерпимо хотелось домой.

— А этот? — раздался вдруг голос Левы от самой двери.

С решительным видом он показывал на «тень» старика. Не берусь утверждать, чего в этом жесте было больше: профессиональной настороженности или уязвленного самолюбия.

На лице у «тени» не дрогнул ни один мускул, что называется. Гвозди бы делать из этих людей…

— Ах, этот? — рассмеялся Петух. — Не беспокойтесь, уважаемый. С ним или без него, это в любом случае будет безусловный тет-а-тет. Не волнуйтесь. Можете спокойно идти.