Внешний вид отца не раскрывал всей правды, и вот почему я разглядывал его с таким вниманием. Перед вояжем мы оба прошли обязательную диспансеризацию. В моем случае, подозреваю я, это было пустяшной формальностью, чего нельзя сказать про отца. Богатые люди могут позволить себе рисковать, однако когда риск носит физический характер и принимается по собственному почину, страховщики относятся к таким вещам крайне настороженно. У меня ничего серьезного не обнаружилось, за что, наверное, следует благодарить отца, когда ты занимаешься боксом и позволяешь себе потерять спортивную форму, то на ринге обязательно поплатишься. Мне этого испытывать не хотелось. Конечно, боксировать я давно бросил, но привычка держать форму осталась, да и тренировался я довольно упорно и регулярно. Словом, был здоров и подтянут.
Отец же показал себя не столь успешно. Почему? Да потому, что ему за пятьдесят пять в противовес моим тридцати двум. Он пережил горе, рано потеряв жену, да и сын его тоже оказался, говоря откровенно, разочарованием.
К тому же, как недавно выяснилось, он лишился и новорожденной дочки, а скорбь свою держал внутри. Все это наградило отца гипертонией. Нашлись и ранние признаки диабета. Нет, я не говорю, что он был инвалидом, но без надлежащего отдыха был склонен к быстрому утомлению, а еще имелся риск инсульта.
После медосмотра и диагноза он послушно принимал прописанные пилюли от давления. Урезал рацион виски и портвейна и даже — не полностью, правда, — отказался от сигар. Короче, его здоровье очень уж серьезных опасений не вызывало. Но вот сейчас, пребывая в колышущемся на закате океане, мой отец на самом деле был просто быстро стареющим и подверженным ошибкам человеком, который столкнулся с грозным и непривычным испытанием, несмотря на все свое обаяние и внешность кинематографического бога.
— Ты чего притих, Мартин? — вдруг спросил он, не поднимая головы. — Задумался, как долго твой старик протянет? Сколько еще осталось ждать наследства?
Я рассмеялся. Он не очень-то далек от правды, хотя о деньгах я думал в последнюю очередь.
— Да нет, я просто вспоминал Чичестер. Ума не приложу, отчего ты нашел этот городишко такими, соблазнительным.
Он поднялся на ноги, сворачивая карту. В свете вечерней зари его лицо пылало багрянцем. Наверное, всему виной только закатное солнце. Отец чересчур толстокожий, чтобы испытывать смущение.
— Просто там уютно. Живописное местечко.
— А мне казалось, что Чичестер для тебя слишком степенный и старомодный.
— Ничего подобного. Очень симпатичный город.
— Но все же излишне антикварный и провинциальный, согласись? Мелочный и… и однообразный?
Он взглянул на меня с прищуром:
— У каждого свое представление о красоте, сынок. Лично я считаю, что Чичестер своим очарованием ни с чем не сравнится. Кстати, мне очень нравится Эдинбург, а Бат я нахожу и вовсе восхитительным.
— Ну-у, сейчас ты уж точно преувеличиваешь.
— Я на пенсии. Должен занять свободное время. Если бы ты женился на той восхитительной девушке, которая по невесть какой причине к тебе привязана, и создал бы семью, то я поступил бы так, как это принято среди уважаемых людей моего возраста.
— Другими словами?
— Души бы не чаял в своих внуках.
Он развернулся, направился к люку и полез внутрь. Раньше отец никогда не заводил речь о моей возможной семье. Вероятно, откровение про Катерину-Энн вывело эту мысль вперед. Похоже, отец не шутил. Вот почему он ушел вниз: там я не смогу его видеть и изучать. Не питая никакого стыда в отношении тайных свиданий в Чичестере, он вдруг засмущался после внезапного признания, что, дескать, ему хочется внуков, чтобы их любить и баловать.
Я включил авторулевого и поплелся вслед за отцом, несколько оглушенный подтекстом только что произнесенных им слов. И здесь мне показалось, что со стороны кладовки донеслось негромкое рычание, будто там находилась большая и рассерженная собака. Памятуя о псине Сполдинга, я прислушался, замерев на пару секунд. Тоби, вот как звали того бульмастифа со злобным характером. По спине пробежал холодок, когда на ум пришли события в лепском эллинге. Однако ничего нового услышать не удалось: только шипение воды под днищем, плеск небольших волн о носовые обводы да скрип такелажа над головой. Я усмехнулся. Собаки не доживают до девяностолетнего возраста. Должно быть, просто провернулась якорная цепь, что-то в этом роде. Старые суда по определению ведут себя шумно на воде.