Темное пламя. Дети Проклятия (СИ)

Неблагой выбирает новую тропинку, которая на вид, при всем Бранновом волшебстве Хранителя, не располагает к путешествию. Искривленные стволы деревьев пропадают, под ногами хлюпает еще пуще, рядом то и дело вспухают сернистые пузыри.

Я чувствую голод, который живет внизу! Если бы наш провожатый не был Хранителем, тропка с удовольствием засосала бы всех!

Уж на что душа Трясины мерзка на вид, но место, к которому мы приближаемся по своей воле, выглядит более отвратительно. Мой Дей, похоже, мечтает научиться летать — с такой брезгливостью ставит ноги на землю. Хотя, какая тут земля? Вокруг, сколько хватает глаз, блестят черные мокрые бугорки. Вода просачивается меж их боками, стоит лишь поставить ногу.

При очередном шаге Бранна один из бугорков переворачивается, и на нас таращатся большие темные глаза, осмысленные, похожие на человеческие, и оттого жуткие. Тварь открывает рот и начинает монотонно голосить, как ржавая пила. Её соседки приходят в движение, волна из черных голов приподнимается и пробегает вперед. Мой Дей, усмирив брезгливость, каблуком переворачивает тварь носом в воду. Резкий голос стихает.

Бранн отнимает руки от ушей и признательно кивает.

— Это ее спина, — он мечом указывает вниз. — Уже выросшие Детки Трясины, помогают ей думать и тянуться повсюду. Большие опасные твари.

Дей кивает. Ши идут дальше, хлюпая черной водой, мне не по себе здесь, мой Дей, я вижу, что даже Бранну не по себе, хотя он Хранитель этих болот, мне все это не нравится! Нет, я не могу перестать нагреваться, прости!

В центре равнины я вижу дом, который не дом. Он выглядит покосившимся пнём, густо оплетенным толстыми корнями и тугими лианами. О, старые боги, я надеюсь, никого дома нет!

Бранн останавливается, отпивает Чистой воды, протягивает флягу моему Дею — да уж, вам следует подготовиться! Я бы не пустил вас! Не пустил! Да, мой Дей, не стоит фыркать столь насмешливо! Но вы оба слишком упорные в своих стремлениях!

Бранн зажигает палку голой рукой и медленно идет навстречу покосившемуся строению. Дей обнажает меч и разминает плечи, следуя за Хранителем. Отходить от него я бы не рискнул, мой Дей, и тебе не советую — здесь нет иной опоры, кроме неблагого плеча.

Ши подходят осторожно и тихо, но этот визит просто не может остаться незамеченным: из глубины домика слышится тягучий, с присвистом и призвуком голос.

— Пош-ш-шаловали ко мне на огонёк? Ты настояш-ш-ший друг, — особо издевательски она тянет это слово, — мой Хранитель, мне как раз хватит ваш-ш-шей крови, чтобы починить моё телльце!

Дом рушится, мой Дей, будь осторожнее! Ох! Это не дом!

Постройка шевелится и оползает, но это не разрушение. Отходят в сторону коряги — огромные, человекоподобные, мощные, оплетенные гибкими лианами-отростками. Гнилые зеленоватые огоньки загораются на вершинах их деревянных голов. Это выглядит дико-дико-дико! Словно короны! Неблагие выкормили самое отвратительное на свете болото!

О, старые боги. О, боги. О, мой Дей!

В центре того, что было домиком, мягкой и рыхлой, влажно блестящей грудой виднеется самый верх огромного тела. Если это Дитя Трясины, то самое первое и старое, к нему сходится ковер маленьких и средних тел, это его щупальца издалека казались колоннами.

Тело нашей недоброй знакомой черно-серое, непрестанно омываемое щупальцами. Её лицо обожжено там, куда попали капли зелья, но жива и по-прежнему хочет нас сожрать.

Бранн шепчет: «Огромная опасная тварь» — и это почти забавно. Тут сгодилось бы другое. Впрочем, Дей не скупится на слова: «Разраставшаяся от начала времен тварюка», «Старуха-проруха, ровесница старых богов», «Ненасытная утроба, готовая сожрать весь мир»!

— Вы пош-ш-шти опоздали!

Трясина опять хохочет. Из воды лезут тонкие щупальца, извиваясь живым частоколом. На суше они быстро сохнут, но успевают схватить за ноги моих бестолковых ши и дернуть на себя.

— Держись, мой Дей, падать вниз нельзя!

— Как это невеш-ш-шиво, ш-ш-ши! Опять молчат! Ну ниш-ш-шего, я поучу вас манерам! Не хотите говорить — будете криш-ш-шать!

По её жесту на нас начинают наступать древесные порождения болота. Мой волк переглядывается с Бранном — и они… О, старые боги! Они разделяются! Что ты делаешь, мой волк!

Он повисает на руке ожившего дерева, с увлечением уворачивается от гибких лиан, рубит ствол там, где у ши пояс. Но дерево остается деревом, в ответ летят темные щепки, и оно наступает.

Посмотри! Посмотри! Кора не монолитна! Там, откуда тянутся щупальца, есть зазоры! Там мягкая сердцевина!

Порождение воет, стонет и даже трещит, как раскалываемое зимними морозами, Дей хватается за корону, ладонь обжигает болотный огонек. Держись! Держись! Тебе нельзя разжимать пальцы и падать! Дерево по-прежнему стонет и пытается дотянуться до моего Дея!

И где же Бранн, когда ему следует быть тут?..