Темное пламя. Дети Проклятия

На приглашающий жест рукой Бранн, хоть и медленная Ворона, откликается сразу, а между ним и друидами ненавязчиво встраивается Гволкхмэй. Долговязый волк разглядывает цвет жизни через плечо неблагого, но это нисколько Бранна не беспокоит, он поправляет воротник, отчетливо опасаясь, как бы слишком внимательные глаза не заметили меня или фею. Рука опускается — левая, в перчатке, а к ней! Ой-ой-ой! Тянется почти прозрачное — но я-то вижу! — щупальце друида.

Бранн, поберегись!

Ворона абсолютно естественным жестом поднимает руку обратно, на пол-ладони разминувшись со щупальцем, а потом непринужденно и оглушительно чихает.

Вздрагивают, кажется, не только ши и люди, но и стены. Шайя рядом со мной хихикает в кулачок, двигая бровками в намеке на что-то. Ох!

А я и не заметил! Ворвавшийся порыв ветра разметывает по башне все лишнее. Эта магия слишком проста, порыв ветра — не больше и не меньше, Бранн обращается к сути своего Дома.

Джаред, однако, оборачивается весьма недовольно, сверлит нашего неблагого на ходу.

— Простите, — полный раскаяния взгляд, без лукавства и фей, но Шайя смеется, щекотит мне шею. — У вас тут довольно зябко.

Дверь во временные покои моей госпожи сторожит Грей, он узнает Джареда, наверное, Советник приходил сюда часто; строго смотрит на Гволкхмэя, но в целом одобряет королевского волка; Бранн будит в собаке все инстинкты — обнюхать, порычать, покусать, познакомиться, однако у Советника нет времени на полную процедуру, он затаскивает оторопевшего Бранна в комнатку.

Не-сущие-свет заставляют отважного пса срочно зайти внутрь и встать на защиту поднявшейся с кресла Меви.

Няня солнечной принцессы осунулась, она выглядит уставшей, карие теплые глаза с надеждой смотрят на Джареда. Советник кивает и отводит няню в сторону.

— Это… Это?.. — голос у Меви слабый, но решительный.

Ворона отвлекается от лицезрения моей спящей госпожи и все-таки оглядывается. На вопрос недоуменно дергает ушком. Гволкхмэй позади вздыхает невпопад и чуть не врезается в Бранна, такого он не ожидал даже от неблагого.

— Да, госпожа Меви, это цвет папоротника, — Джаред властно поводит рукой, предлагая Бранну расстаться с цветком. Да, я тоже готов.

Бранн и расстается.

Ну, по-своему.

Я почти не удивляюсь, когда наш неблагой проходит прямо к постели Алиенны, хмурится, вглядываясь в её застывшее лицо, укладывает алый цветок на грудь, поправляет подушку в изголовье, а я соскальзываю на золотистую шейку моей госпожи под прикрытием его рукава.

Меви отчаянно, снизу вверх, смотрит на Советника, тот успокивающе кладет руку ей на плечо, однако сам — готов поспорить на свое имя! — этой уверенности не испытывает. Бранн продолжает раздражать Джареда своей неблагой непредсказуемостью.

Ворона отходит, освобождая место друидам, становится у входа, возле косяка, прикрывает дверь, внимательно наблюдает за дымными фигурами. Гволкхмэй подпирает косяк по другую сторону двери. Видимо, присматривать за Бранном он начал сразу.

Няня моей госпожи потихоньку уточняет у Джареда:

— А что молодой господин? Он вернулся?

Встревоженная Меви косится на Бранна, явно подозревая ощутимо неблагого во всех возможных ужасных грехах.

— Вернулся, вернулся, не волнуйтесь, госпожа Меви, сейчас нужно волноваться о другом.

Да, тут с Советником точно не поспоришь: друиды снова начинают свой дымный танец, я уже видел такой, но теперь я внутри, что дарит совсем другие ощущения. Реальный мир смотрится видением сна, смазывается — размываются фигуры благих и неблагого, теряется ощущение верха и низа, ощутимо и неоспоримо горит лишь цвет папоротника, распространяя вокруг алые волны. Волны расходятся все шире, приподнимается сам цветок, слегка подлетает над ложем моя госпожа, в разрывах дыма мелькают ярко-зеленые клочья.

Тяжелые слова стелят полог над моей госпожой, не позволяя внешнему миру проникать хотя бы отзвуком — и цвет папоротника перестает мигать ритмично. Это беспокоит меня! Он крутится на месте, вокруг своей оси, разворачивая лепестки, с которых уходит столь необходимая моей госпоже магия…

Тогда за пологом слышится громкий звук, а золотистый свет бьёт из-под моей госпожи вверх, к потолку, к свету, к солнцу. К цветку, снова входящему в ритм исцеления. Замешательство дымных фигур было бы незаметно, если бы не короткое шипение.

Я не удивлюсь, если это еще разок чихнул наш неблагой.

Танец повторяется, цветок приподнимается опять, стремясь совсем оторваться от моей госпожи, но теперь золотой свет приходит быстрее и злее, без всяких посторонних звуков, просто приходит и все, вырывается золотыми лучами, пересиливает цвет жизни туда, где он именно жизненно важен.

Моя госпожа вздыхает полной грудью.

Друиды сплетаются в непроницаемо-дымный круг, больше не разнясь на фигуры, одной дымной серой массой жмут, давят, сужают кольцо, щупальца сразу со всех сторон тянутся к алым лепесткам. Вот только после всех увиденных мной чудес благого и неблагого мира их пассы кажутся мне больше похожими на ловкие движения фокусника в мире людей, работы на карман, преисполненной больше обмана, чем истинного волшебства.