— Малиналь, где тебя носит? — подбежала служанка. — Правитель приказал срочно тебя найти.
Малиналь кивнула и вошла в покои касика.
Вот уже несколько лет она, рабыня Малиналь, была на особом положении, став, по сути, тайной советницей правителя, сумевшего оценить её незаурядный ум.
Касик восседал в кресле, при нём был незнакомый паба — жрец.
— Вот и ты, Малиналь, — приветливо кивнул касик, — тебя желает видеть этот человек, — он показал на пабу.
Незнакомый жрец испытующе глянул на неё острым пронизывающим взглядом.
— Здравствуй, прекрасная Малиналь, — сказал он, — я прибыл к тебе по поручению настоятеля нашего храма — храма великой Тлацолтеотль. Он желает видеть тебя.
Малиналь на миг растерялась, сумев, однако, скрыть это от касика и жреца. Визит к настоятелю храма мог означать что угодно, даже то, что её решили принести в жертву великой богине, которую многие майя тайно почитали гораздо больше мужских богов.
— Но зачем я, простая рабыня, понадобилась такому святому человеку? — чуть удивлённо спросила она, не выказывая и толики волнения.
— Ты не простая рабыня, прекрасная Малиналь, — некоторой торжественностью ответил жрец, — зачем же ты понадобилась, о том знает лишь сам настоятель, не я.
Осталось только подчиниться.
Путь к храму был долгим. В отличие от многих других, он затерялся во влажной тропической сельве, и когда они подошли к великолепной теокалли, солнце уже скрылось. Во внутренних покоях их встретил сам верховный жрец. Малиналь по обычаю простёрлась ниц, но тот, лёгким движением руки удалив её спутников, заботливо помог ей подняться.
— Садись, Малиналь, — он указал на резное кресло, в такое же сел и сам. — То, что я скажу, удивительно, — с волнением продолжил жрец. — Много лет я служу Тлацолтеотль, но никогда такого не было в моей жизни. Были знамения, которые означают, что тебя хочет видеть великая богиня.
— Сама Тлацолтеотль?! — потрясённо спросила Малиналь.
Она давно интересовалась древней религией майя, и чем больше узнавала, тем больше поражалась её глубине и мудрости. Но ни в одном из древних документов, а их она прочла немало, не встретилось упоминания о том, чтобы великая богиня пожелала личной встречи со смертной женщиной, тем более рабыней.
— Поверь, я удивлён не меньше тебя, но другому толкованию знамения не поддаются. Сейчас ты немного отдохнёшь, а потом войдёшь в покои, в которых даже я никогда не был, — торжественно сказал жрец.
Перед Малиналь открылась дверь небольшой комнаты, в которой не было окон. Посреди комнаты, непонятно как, висел в воздухе человеческий череп, выточенный из цельного куска горного хрусталя. Череп пронизывал свет. В глазницах свет был особенно мягким.
— Садись, — паба показал на кресло перед черепом. Около кресла стоял небольшой стол, на нём — золотой сосуд с какой–то жидкостью.
— Выпей! — приказал паба.
Малиналь взяла сосуд, почувствовала незнакомый одурманивающий запах и выпила всё до дна.
— Смотри ему в глаза, — как сквозь сон долетели слова пабы. Она посмотрела в глаза черепу и поняла — череп смотрит на неё. Но этот взгляд не пугал, напротив, он был мягким, добрым и понимающим.
Малиналь поняла, что находится уже в другом помещении. Стены, пол и потолок были похожи на белый непроницаемый туман. Перед ней стояла удивительно красивая женщина в непонятной одежде, сотворённой из света различных цветов и оттенков. Глубокие зелёные глаза женщины наполняла печаль, казавшаяся настолько бесконечной, что Малиналь стало страшно. В то же мгновение она поняла, кто эта женщина, и простёрлась ниц.
— Встань, Малиналь, — сказала Тлацолтеотль, великая богиня преступной любви, — и подойди ко мне.
Малиналь поспешно выполнила приказ.
— Садись, — Тлацолтеотль махнула рукой, и в комнате непонятно откуда возникло два кресла.
Обе сели. Богиня смотрела на Малиналь своим необыкновенным печальным взглядом. Малиналь узнала этот взгляд, так на неё смотрела странная птица кецаль.
— Малиналь, — сказала Тлацолтеотль, — я призвала тебя потому, что тебя ждёт необычная судьба. Что ты думаешь об ацтеках?
— Я думаю, они жестоки, повелительница, — ответила Малиналь.
— Это так, — подтвердила Тлацолтеотль, — они слишком жестоки, и их жестокость ведёт к смерти. Смерти их самих и смерти всего мира, но к смерти более страшной, чем просто смерть. Умерев, ацтеки и мир с виду останутся живы. А это самое страшное, что может быть. Поверь! Во всей вселенной нет ничего страшнее, чем мертвецы, считающие, что они живы!
— Прости меня, великая богиня, но что я, слабая женщина, могу сделать? — огромным усилием воли преодолев внутренний трепет, спросила Малиналь.
— Ты можешь уничтожить народ ацтеков, — просто сказала Тлацолтеотль.
— Как?!
Тлацолтеотль печально склонила голову и некоторое время держала её склонённой, затем снова посмотрела в лицо Малиналь: