Темное солнце

Подобные развлечения не только не умиротворяли Неферу, но, напротив, еще больше раздражали ее. Склонность к горячности одерживала верх, она кипела гневом или бесновалась от радости в зависимости от того, как ложились игральные кости. Она терпеть не могла неудач, всегда и во всем проявляла неистовство и изо всех сил старалась овладеть тем, что ей не давалось. На самом деле она играла не с партнером, а против соперника, и это был не я, а случай. Ей во что бы то ни стало хотелось подчинить себе этого врага.

От столь возбужденной схватки у меня разболелась голова. Так что я с облегчением вздохнул, когда она приказала мне почитать ей, и, схватив обеими руками охапку свитков, привезенных с берегов Великой Воды, с гордостью помахала ими.

– Теперь у нас есть еще кое-что другое, кроме этих невыносимых трактатов о мудрости с их советами и нравоучениями, которые только тоску наводят! – воскликнула она. – В Капе я их до тошноты наслушалась. Давай, хочу услышать какую-нибудь из этих сказок.

Сперва я прочел ей «Сказку о потерпевшем кораблекрушение» и, признаюсь, сам был очарован, потому что в ней рассказывалось о приключениях выжившего – я отождествлял себя с тем, который, спасшись из пучины волн, нашел убежище на волшебном острове, где его радушно встретил огромный змей. В этом я углядел метафору Неферу. Развязка несколько разочаровала меня: змей помогает мореплавателю вернуться в свою страну. Поскольку я принадлежу к тем, кому не суждено вернуться на родную землю, поглощенную водами Потопа, мне подумалось, что для меня решение состоит в движении вперед, а не вспять[41].

Затем я взялся за «Обреченного принца». Некогда царь Египта после многочисленных неудач наконец обрел сына. Когда наследник появился на свет, семь жриц богини неба Хатхор предсказали судьбу младенца: «Его погубит крокодил». Из осторожности отец спрятал сына в пустыне, вдали от вод, где барахтаются эти рептилии. Возмужав, принц решил покинуть убежище и познакомиться с жизнью, чтобы испытать свою участь. В качестве трофея за победу в одном состязании он получил руку принцессы. После свадьбы принц поведал жене о своем роковом уделе, предреченном богами. Тогда супруги склонили богов на свою сторону: жена принца своей всевидящей любовью, а сам он – отвагой и религиозным благоговением перед богом Ра. Так принц победил крокодила, и сказка обрела счастливый конец[42].

– Можно ли повлиять на судьбу? – пробормотала Неферу, пока я осторожно сворачивал папирус.

– Судя по этой сказке, требуется помощь богов. Одним нам не справиться, но при поддержке богов у нас, возможно, получится.

– Мне бы так хотелось изменить свою жизнь.

Я подумал, что сейчас она мне доверится. Она поднялась, пробежала по комнате.

– Я выхожу замуж! – лихорадочно воскликнула она.

– За фараона?

Неферу нахмурилась.

– Фараон занят другим. Фараон больше не поступает как фараон. Фараон меня раздражает. Я потребовала, чтобы меня выдали за принца Бенсеннута.

– Что ты о нем знаешь?

– Ничего. Я его никогда не видела. Его страна поставляет нам ладан. Отец изучает вопрос. Я тороплюсь.

Эту фразу она произнесла таким тоном, каким говорят: «Я боюсь» или даже «Мне смертельно страшно».

Во время ужина Неферу ненадолго отлучилась, и я воспользовался ее отсутствием, чтобы расспросить Птахмерефитес, ее компаньонку.

– Почему Неферу так встревожена?

– Во время пребывания у Великой Воды фараон пренебрег ею. Он безумно влюбился в принцессу Уненес и ни разу не удостоил Неферу посещением. Она вне себя.

– Наоборот, ей следовало бы возликовать.

Поджав губы и ощерившись, Птахмерефитес замерла – мое замечание сбило ее с толку. Она покачала головой и уточнила:

– А тут еще Сузер решил помириться с ней.

– Ее брат?

– Он самый. Стоило отцу оставить ее, он тут как тут. Сразу позарился на Неферу.

– Ее брат… Разумеется, она против!

– Неферу интересует только фараон. Она в отчаянии. Плачет каждую ночь.

С этими словами Птахмерефитес скрылась, стыдясь того, что сказала лишнее, и опасаясь внезапного появления принцессы. Отношения между Неферу и Мери-Узер-Ра были выше моего понимания: меня удивляло, что отец делит ложе с дочерью, но чтобы дочь желала этой связи, да еще долгие годы, мне казалось совершенно немыслимым.

Когда Неферу воротилась, я задал ей вопрос в упор:

– Ты любишь своего отца?

Она зарделась и прошептала:

– Очень. – Губы ее задрожали, и она пробормотала: – Но…

– Что «но»?

– Я хотела бы быть уверенной, что и он тоже меня любит…

И тут же осеклась, поняв, что слишком разоткровенничалась.

Она сделала глубокий вдох, неприязненно взглянула на меня и рявкнула:

– Раздевайся!

Я оскорбил ее, принудив к откровенности. И поплачусь за это.

– В постель!

Я повиновался. Несмотря на жаркий воздух, мое тело покрылось гусиной кожей. А член сжался.

– Ложись. – Она встряхнула кувшин с медом и обмазала меня с ног до головы. – Приведи себя в порядок. Только языком и пальцами.

Я подчинился. В моих корчах не было ничего мужественного или привлекательного, и я завидовал своей кошечке Тии, которая превосходно выполнила бы такое упражнение.