Тёмное солнце

— Да быть того не может… — прошептал мужчина. — Неужели ты всё это постоянно чувствуешь?

«Ну вот и всё, у меня получилось», — с удивлением поняла Гилота.

Оставалось посмотреть, что будет дальше.

* * *

Мужчина спал, потерявшись в днях и ночах, сменяющихся где-то слишком далеко от него. В моменты бодрствования у него не было никакого желания разбираться в происходящем вокруг.

Когда-то он пытался считать дни кормёжками, но сбился в первый раз после семидесяти, из-за какой-то странной лихорадки, лишившей его сознания на несколько суток, второй раз просто сдался на сорока. Лишь однажды, будто в первый раз взглянув на свои чудовищно длинные ногти, ощупав отросшие волосы и бороду, он понял, как много дней провёл в заточении. Его просто похоронили за решёткой и забыли навсегда. А время, оскорблённое пренебрежительным к себе отношением, больше не желало с ним считаться и выскальзывало из рук. Оно текло где-то, а для него застыло навсегда. На какие-то перемены в своей жизни он больше не рассчитывал, поэтому и остался к этому равнодушен.

Странно, но о нём теперь всё время заботились. Большую часть времени он просто лежал в тепле, сквозь полуприкрытые веки наблюдая за расплывчатыми движениями, тенями, рыжими огоньками в зеве печи. Два еле слышных женских голоса совещались над ним, пытались задавать какие-то вопросы.

— Пить, — просил он шёпотом, и ему тут же несли, сначала воду, потом — разбавленное вино.

«Что с ним, матушка?» — спрашивал один голос.

«По-моему, проницательность изредка отказывает тебе, Иса. Он отдыхает».

«Спит уже третий день кряду».

«Что же, значит, потом он будет выглядеть свежим и хорошо отдохнувшим».

В какой-то момент он открыл глаза и сел, сбросив на пол одеяло. Ноги коснулись чисто выскобленных половиц. Напротив сдвинутых лавок, застеленных мягким, и служивших ему постелью, в печи горел огонь и готовилось что-то в закопчённом горшке. Печь была большая, выложенная расписными изразцами. Видно, что дом когда-то принадлежал богатому господину, и кухня была широкая, но теперь она заставлена разномастными шкафами, явно видавшими и лучшие времена, а под потолком на протянутых верёвках висело сушащееся бельё, ароматные пучки трав и веток, среди которых выделялась потускневшая сушёная рябина, и какие-то тряпичные узлы. На столе громоздилась сваленная горами посуда.

Некоторое время он с удивлением взирал на свои чистые исподние штаны и рубаху, и на заживающий багровый рубец, тянущийся по предплечью. А потом скрипнула дверь, и на пороге кухни появилась ведьма. Увидев её, он чуть заметно вздрогнул. Понял, что слишком расслабился и успел забыть, в чьём доме находится. Ведьма лишь кивнула ему, проскользнула мимо и засуетилась у печки.

— Как ты себя чувствуешь? Что-то ещё болит, где-то ощущается тяжесть или мышцы сведены?

Но нет, он чувствовал себя так, будто уже умер — не болело ничего.

— А ты ведь обычная городская ведьма, — сказал он.

— Да. Голос у тебя что-то слишком удивлённый.

— Кажется, в прошлый раз я видел тебя, когда…

— Ни что так не способствует смене жизненного уклада, — перебила его ведьма, — как безвременное успение. Я, знаешь ли, никогда королевских кровей и не была. Теперь понятно, что не стоило и начинать.

Он ощутил неясный холодок в груди. Перед ним женщина, восседавшая на престоле семьдесят лет. На вид ей и теперь не больше, чем на первом парадном портрете, который захватчики дворца сожгли в тот памятный день… Задумавшись, он тяжело вздохнул. Потерял счёт годам и уже не знает, сколько времени прошло, сколько на троне новый Император. Но это не имеет значения. Важно, что сейчас ведьма своими словами косвенно подтвердила — и до правления у неё была долгая жизнь.

— Кто ты такая?

— Ведунья.

— Это ничего не объясняет. Если ты хочешь, чтобы я выполнял твои приказы… Мне нужно знать больше.

— Какая жалость, что я не собираюсь тешить твоё любопытство. Всё, что нужно знать, расскажу в своё время. Ты ужинать будешь?

Прислушавшись к себе, он невольно потянул носом воздух, и от витающего на кухне аромата нутро болезненно сжалось. Глупо было бы отрицать очевидное.

— Да.

Зазвенела посуда. Такой простой домашний звук.

— Уж прости, девчонка добирается до кухонных завалов не чаще, чем раз в седмицу. Так что…

Он был готов к чему угодно. Что ему сейчас выдадут заплесневелый сухарь с пожеланием приятного аппетита, или заставят перемыть всю посуду, чтобы отработать грядущую кормёжку, раз уж ему уже заявили, что он должен стать помощником.

— Держи-ка.

Ведьма подала ему в руки сложенное полотенце, а сверху поставила миску, до краёв наполненную мясным варевом.

— Пока Иса не разгребёт баррикаду на столе, кушать выходит где придётся. Осторожно, не разлей.

Предупреждение было излишним, потому что посудину он от удивления сжал так, будто она могла вырваться. Ведьма, тем временем, подхватила поднос с ещё одной миской и скрылась в коридоре. Простучали по скрипучим половицам шаги, хлопнула дверь, и стало очень тихо.

Одиночество оказалось очень кстати, потому что внезапно обнаружилось — он разучился кушать аккуратно.

* * *