Темное торжество

Мое напускное спокойствие отнюдь не обманывает аббатису. Я попалась в расставленную ловушку, и она это знает.

— Мы не просто дадим ей другую одежду. Мы острижем и перекрасим ей волосы, поработаем над кожей. Всего несколько часов, и она превратится в трясущуюся старуху.

— Д'Альбрэ не подпустит к себе никого, даже служанку, если она оскорбляет его взор своим безобразием.

Следует ли добавлять, что даже в этом случае, если Исмэй обрекут смерти неузнанную, прихвостни графа вволю над ней позабавятся. Просто чтобы скуку развеять.

— Он все равно узнает, — говорю я. — Не забывайте, многие его приближенные видели ее рядом с Дювалем. Даже если сам граф ее прозевает, ему на нее кто угодно укажет. Да еще с превеликой радостью, чтобы выслужиться.

Аббатиса складывает руки и опирает на них подбородок.

— Как скверно, — говорит она. — Жаль, это казалось мне превосходным решением.

Меня заново обдает холодом, я не жду, чтобы она скоро сдалась: что-то тут не так. И точно, ее последующие слова уже не холодят, от них у меня попросту кровь в жилах леденеет.

— Что ж, пожалуй, пора отправить Аннит на первое послушание. [12]Д'Альбрэ ее ни разу не видел; да что д'Альбрэ, вообще ни одна живая душа вне монастырских стен. К тому же она, несомненно, самая искусная среди наших послушниц.

С таким же успехом она ягненка в волчье логово могла бы послать. Аннит, слов нет, обучена превосходно, но при ее абсолютной доброте и неискушенности она понятия не имеет, с какими низкими хитростями столкнется, с каким безбожным обманом. Неужели аббатиса настолько безжалостна, что готова отправить Исмэй или Аннит на верную смерть?

Наверняка она просто на меня капканы расставляет.

Наверняка.

Но так ли я уверена, чтобы рисковать жизнью моих названых сестер?

И тогда величайшее спокойствие осеняет меня.

И я твердо встречаю бесстрастный взгляд настоятельницы:

— Вам не понадобится за ней посылать, матушка аббатиса. Я поеду.

На ее лице чуть заметно отражается облегчение.

— Отлично. Радостно видеть, что ты в полной мере осознаешь свой долг.

— Когда отправляться? — спрашиваю я.

— Завтра, а может быть, послезавтра, — отвечает она. — После сегодняшнего заседания совета я буду знать точно.

ГЛАВА 32

Я плетусь в свою комнату, и голова идет кругом. Больше всего хочется побыть в одиночестве.

Похоже, все мои дороги в конце концов ведут к д'Альбрэ. Бросаюсь ли я на него в ярости, бегу ли в ужасе прочь — дорожная петля в любом случае заворачивает все туда же.

И с чего я решила, будто сумею спастись? Надо было мне понять это еще в телеге золотаря, на которой я ехала с едва живым Чудищем. Спасения не было уже тогда, только отсрочка. А я, в особенности добравшись сюда, по глупости отворила щелку надежде. Знала же, что это была лишь насмешка богов!

Как я могла за считаные дни позабыть уроки, впитанные в течение всей жизни?

Ведь ясно как божий день: мне предначертано встретить свой конец в лапах д'Альбрэ. Осталось только выяснить, суждено ли ему самому пасть от моей руки.

Вот, значит, и все, что мне в жизни осталось: без промаха нанести удар и убедиться, что враг умрет прежде меня.

А что, если… Что случится, если я сейчас встану и просто уйду? Уж верно, Дюваль не даст в обиду Исмэй…

Мои невеселые размышления прерывает стук в дверь. Испугавшись, не проведала ли Исмэй о моем разговоре с аббатисой, я поспешно открываю.

И наталкиваюсь на недобрый взгляд Чудища. Он стоит у порога, держа на весу руку, чтобы постучать еще раз.

Не в силах выдавить ни слова — я вообще позабыла, как это делается, — стою и смотрю на него, приоткрыв рот. Серо-зеленые разводы успели пропасть с его лица, волосы опрятно подстрижены. Он еще опирается на трость, но, похоже, добрался сюда без посторонней подмоги.

Он опускает руку.

— Так ты и впрямь у себя. А я думал — прячешься от меня.

Всю прошлую неделю я именно этим и занималась, но вслух фыркаю:

— С чего бы мне прятаться от тебя?

Его брови грозно сползают на глаза, а взгляд только не поджигает мне волосы.

— Я каждый вечер Янника за тобой присылал, чтобы мы встретились и поговорили! Почему ты его избегала?

Ага, так вот почему в тот раз за мной следовала маленькая «горгулья»… Я пожимаю плечами:

— Думала, ты не поверил, что я вправду отличу людей д'Альбрэ, и отправил его убедиться. Помнится, на совете ты не очень-то одобрил эту идею.

Он с видимым усилием размыкает стиснутые зубы:

— Я возражал, потому что это слишком опасно.

— Правда? Так ты рассердился вовсе не из-за того, что я оказалась дочерью д'Альбрэ?

Не знаю уж, что за помешательство заставляет меня сыпать соль на раны, но остановиться не могу.

— Мне казалось, ты исповедовала себя дочерью Мортейна?

— Как тогда же недвусмысленно указала аббатиса, речь идет о чистой формальности.

Он качает огромной головой:

— Не доверяю я этой бабе. Во всяком случае, не полностью. И тебе не следовало бы.

Чудище совершенно прав, но дружелюбия это мне не прибавляет.

Тем временем выражение его лица немного смягчается, в глазах гаснет гневный огонь.

— Сибелла, — произносит он, — нам нужно поговорить.