Темное торжество

Они по-прежнему здесь, безжизненные и холодные. Вьются кругом меня, шепчут в уши. Время сделало невнятными их обвиняющие голоса, но я успела накрепко запомнить все, что они силятся мне сказать. Вот первая жена, Жанна, та, что пыталась найти убежище у брата, но лишь навлекла гибель на его семью. Вот следующая, Франсуаза, мать Юлиана, Пьера и Гэбриела. Она погибла на верховой прогулке, на которую они отправились вдвоем с д'Альбрэ, — упала с лошади и сломала шею. Так велено считать, да только не многие верят.

А вот и моя мама, Изель. Ее единственным преступлением стало рождение двух дочек подряд. Первой дочери повезло: она оказалась мертворожденной.

Следующей женой д'Альбрэ стала Йоханна. Она осмелилась завести любовника. Потом граф женился на Бланш. В должный срок у той начал расти живот, только вместо ребенка внутри оказалась опухоль. Бесплодие сделало ее бесполезной для графа. И тогда пришел черед Элизы.

Один из призраков покидает меня, плывет к Чудищу, кружится возле него.

— Что это? — тихо спрашивает он, и я вижу, что могучего рыцаря бьет озноб.

— Это Элиза, — отвечаю я. — Тебя обнимает призрак твоей сестры. Вот. — И я указываю на длинный белый мраморный гроб. — Она покоится здесь.

Чудище тянется к моей руке. Сейчас этот очень мужественный великан так беззащитен…

Я беру его руку. Иначе просто не могу поступить.

Знаю, мне надо бы отвести взгляд, дать ему погоревать в одиночестве… но нельзя. Милая девушка, которую я лишь недолго знала, — вот ключ к душе доброго великана, похитившего мое сердце. А еще отведенный взгляд говорил бы о трусости. Я не смею отворачиваться от горя, причиненного моей семьей.

Приблизившись ко гробу Элизы, он выпускает мою руку, склоняет голову, закрывает глаза… Его кулаки сжаты, лицо искажено горем. Я чувствую, как прилив ярости прокатывается по жилам Чудища.

Вот он опускается на колени, и я следую его примеру, но с некоторой осторожностью. На меня давит бремя зла, причиненного моей семьей, и я все еще боюсь, что он отвергнет меня.

Но этого не происходит. Наоборот, он хватает меня за руку и притягивает ближе, утыкаясь головой мне в живот.

Сколько времени мы так проводим, я даже не знаю. Во всяком случае, бешеный ритм его сердца понемногу успокаивается, превращаясь в медленный и размеренный бой похоронного барабана. Когда он наконец поднимает голову, я вижу, что спокойствие отчасти вернулось к нему.

Вот только страх, что внушает мне усыпальница, никуда от этого не исчезает.

Поднявшись, Чудище отряхивает колени… И вдруг замирает при виде крохотного гробика по правую руку от Элизиного. Потрясенный рыцарь поворачивается ко мне:

— У нее что… ребенок был?

Я медленно-медленно, одолевая отчаянное сопротивление собственного тела, нахожу взглядом маленький гроб. Мое сердце невероятно частит и рвется вон. Воспоминания, которые я так долго держала под спудом, неумолимо поднимаются из глубины. Они ревут и бушуют, словно вода, прорвавшая запруду. Я медленно, буква за буквой, читаю имя, выбитое на мраморе.

— Нет, — отвечаю я и едва узнаю собственный голос. — Это дитя было моим.

ГЛАВА 44

Я помню ужасные крики.

Словно бы совокупные муки всего ада исторгаются через чей-то разинутый рот.

Лишь когда отец с силой бьет меня по лицу, крик прекращается, и я понимаю, что вопила я сама.

И еще кровь… Я помню кровь. Темно-багровый разлив впитывается в простыню.

Вот и все, что я могу припомнить о том дне.

Только теперь все забытое стремительно возвращается. Меня захлестывает черная волна отчаяния и душевной боли.

Мое дитя… Дитя чрева моего…

Свою дочь я едва успела запомнить. Все касавшееся ее тоже содержалось под спудом.

— Она перестала плакать, как только ее отдали мне. Эти крохотные пальчики… лепестки ноготков… А с какой силой она ухватилась за мой большой палец! И чмокала губами, и тянулась к груди, желая скорее испить теплого материнского молока…

Как же мало времени мы провели вместе, моя дочь и я…

— Я не знаю, каким образом… не иначе, с помощью нечистых демонов д'Альбрэ услышал ее первый крик и ворвался в мою комнату. Я увидела его бешеные глаза, вздыбленную бородищу — и вмиг поняла: я сделаю все, что ему будет угодно, лишь бы позволил мне оставить ребенка. Я уже рот открыла, чтобы ему это сказать; я хотела поклясться в вечной верности, сдаться ему на милость… Но тут он шагнул вперед и вырвал девочку у меня из рук. Она была такой маленькой, ее головка свободно помещалась у него на ладони… Он очень небрежно держал ее, но я не издала ни звука, боясь рассердить его еще больше. Он отошел с ней к окну, чтобы как следует рассмотреть личико при дневном свете. Я боялась дышать, надеясь, что его, как меня, заворожили ее розовые губы, маленький нос, васильковые глазки… Но он повернулся ко мне и только сказал: «А я-то надеялся, это Юлианов ублюдок, а не сына кузнеца!» Тогда я поняла, что было у него на уме. Я попыталась вскочить. Я закричала: «Остановите его!» — но, конечно, никто из слуг даже с места не сдвинулся.

Я смотрю на Чудище, и кажется, что в глазах у него стоят слезы.