Темное торжество

Наконец мы входим в комнату, где в камине дышит теплом доброе пламя. Перед ним уже стоит ванна, и две девушки льют в нее котелок за котелком горячую воду. Аббатиса тотчас отпускает обеих.

Когда мы остаемся наедине, она оборачивается ко мне, красивое лицо искажено гневом.

— Что ты здесь забыла, Сибелла? — шипит она. — Тебе следовало всего лишь освободить его, а не сопровождать до самого Ренна!

Я не собираюсь склоняться перед ее гневом. Я встряхиваю головой, надеясь придать себе уверенности, а заодно и продемонстрировать свое непокорство: пусть злится.

— А как, по-вашему, он должен был оказаться здесь? Его из тех казематов чуть не на руках пришлось выносить. Он на лошадь-то смог сесть только после того, как я несколько дней его ранами занималась. Да и то приходилось крепко привязывать, чтобы не свалился и не сломал шею. Он все время то засыпал, то сознания лишался.

У нее раздраженно раздуваются ноздри. Доводы у меня такие, что при всем желании не поспоришь. Она засовывает руки в рукава и расхаживает из угла в угол.

— То есть в Нанте у нас никого теперь не осталось?

— Это не имеет особо значения, матушка, — отвечаю я. — Ни один из главных предателей не сподобился метки. Ни маршал Рье, ни мадам Динан, ни д'Альбрэ.

Говоря так, я пристально гляжу на нее. Понимает ли она, что данное мне обещание — возможность расправиться с д'Альбрэ — оказывается нарушено?

Однако ей не до этого.

— Твое пребывание там было для нас бесценно. Кто теперь будет снабжать сведениями герцогиню?

И тут я прихожу в ярость. Она отправила меня в земной ад, заманив обещанием, которого не собиралась держать! Заставила влачить существование, которое куда хуже смерти! Именно заставила — ложью, пустыми посулами, перед которыми, как она отлично знала, я не смогу устоять.

Я делаю к ней шаг, крепко сжав кулаки, — просто ради того, чтобы не влепить оплеуху:

— Бесценно? Бесценно, говорите? Для кого? А о цене вы не задумывались? Вы обещали, что мне будет дано лишить его жизни! Вы говорили, что Мортейн уже пометил его и только ждет, чтобы я — не любая из Его прислужниц, а именно я! — вернулась туда и убила его! Вы лгали мне!

Она откидывает голову, покрытую монашеским платом, и пристально глядит на меня.

— Ту Сибеллу, которую я знаю, не остановила бы такая малость, как Мортейново дозволение, — произносит она. — Похоже, с д'Альбрэ тебя все-таки связывает нечто большее, нежели с Мортейном. Все же ты гораздо дольше знала его и служила ему.

Эти слова подобны удару под дых! Я настолько потрясена, что не нахожу слов, не знаю, как на это ответить, — только ловлю ртом воздух, словно вытащенная рыбешка.

Аббатиса награждает меня презрительным взглядом.

— Вымойся, прежде чем докладывать герцогине, — говорит она.

И, чуть приподняв юбки, выплывает из комнаты.

Я остаюсь в опустевших покоях. Сказанное настоятельницей продолжает отдаваться у меня в голове. Слова поселяются там и начинают грызть меня, словно личинки мух — разлагающегося мертвеца. Потом я принимаюсь мыть руки, но бросаю. Она своими обвинениями с меня точно всю кожу содрала.

Но наконец — хвала Всевышнему и святым Его! — вновь накатывает гнев с его сладостным жаром, моментально выжигающим обиду и боль. Я сделала все, что мне приказали. Совершила все, что клялась совершить. Я пошла на отчаянный риск, вступила в самое логово своих наихудших кошмаров. И все потому, что поверила аббатисе. Поверила, ибо, хотя она меня и невзлюбила, служение Мортейну обязывало ее быть со мною правдивой. Пусть даже я и была для нее всего лишь полезным орудием. А вместо этого меня обвели вокруг пальца, использовали как последнюю дурочку. Да еще и лишили единственной награды, ради которой я на что угодно готова была пойти, — убийства д'Альбрэ.

Мой гнев так силен, что я всем телом дрожу от невозможности его немедленно выплеснуть. Окидываю комнату взглядом: мне нужно что-нибудь швырнуть, разбить… сломать, как аббатиса только что сломала меня. Однако в покое нет ничего подходящего. Ни зеркала, ни хрустальной посуды, лишь свечи, но швыряться свечами — значит устроить пожар, а к тому, чтобы сгубить приютивший нас замок, я все-таки не готова.

Вместо этого я подхожу к постели, забираю в горсть толстую занавесь из темно-красного камчатного полотна, сминаю, запихиваю себе в рот… и кричу. Что за облегчение, когда заглушенный вопль выносит из тела раздирающий гнев! Я кричу снова и снова… Потом бросаю смятую влажную материю и, слегка успокоившись, возвращаюсь к ванне.

Нет, не место мне на службе у Мортейна. И во дворце тоже не место. Я уже предупредила герцогиню о замыслах д'Альбрэ. Вот расскажу во всех подробностях, как вознамерился преодолеть здешнюю оборону, и буду считать свой долг исполненным. Ну а Мортейн? Я фыркаю, точно свинья доброго Гвийона. Много проку было мне от верной службы Ему!..