Темное время души

Через каких-то три часа Леся, откинувшись на спинку самолетного кресла, вздохнула счастливо: она скоро, совсем скоро увидит Сашу, обнимет и прижмется щекой к его колючей щеке, и пусть все будет как будет…

* * *

В сочинском аэропорту моросил мелкий, почти невидимый глазу дождь, было тепло и сыро, как в медленно остывающей парной бане. Леся быстро прошла на стоянку такси, села в первую попавшуюся машину и через час вошла в знакомый уже подъезд панельной девятиэтажки. Сердце бухало в груди радостными тревожными толчками, волнение судорогой сжимало пересохшее горло. Вот и знакомая дверь… Надо всего лишь протянуть руку и нажать на кнопку звонка…

Однако, как оказалось, это было довольно трудно. Вдруг напал на нее такой страх, что невозможно было дышать. И страх этот отрезвил, потому что у него были Сашины глаза. И в глазах этих плескались презрение и недовольство – зачем приехала, мол? Разве я тебя звал? Я же сколько раз просил тебя – все, хватит, остановись, возьми себя в руки! Живи своей жизнью, а я буду жить своей! Откуда ты вообще взяла, что можешь присутствовать хоть как-то в моей жизни?

Она даже пролепетала что-то, будто вступала в мысленный диалог. Мол, прости, но у меня не получается жить… Я только взгляну на тебя еще раз и уйду… Пожалуйста, Саш. Пожалуйста. Иначе я просто умру…

Встряхнула головой сильно, отгоняя наваждение. И вообще, она ведь может сказать, что не к нему приехала, а к Люде… Что отпуск ей продлили, что решила еще отдохнуть… И что сейчас в Сочи с гостиницами плохо, потому что курортный сезон в разгаре, и она у Люды комнату снимет или хотя бы угол…

В конце концов, чем не объяснение ее скоропалительного приезда? И пусть Саша не думает, не воображает себе невесть что…

Она коротко нажала на кнопку звонка и, неловко улыбаясь, отступила на шаг назад, давая обозреть себя в дверной глазок.

Открыла ей Люда, улыбнулась приветливо и тут же, развернувшись, умчалась на кухню, крикнув ей громко оттуда:

– Лесь, проходи! Извини, у меня тут картошка горит! Проходи сюда, на кухню!

– Да, Люд, иду… Я сейчас, Люд…

Леся скинула в прихожей босоножки, виновато улыбаясь, на цыпочках прошла в глубь квартиры, заглядывая во все двери, долго стояла на балконе, с ужасом глядя на голый, открывший перед ней свою драную обивку диван.

– Люд, а Саша где? – спросила она растерянно, заходя на кухню. – Я по всей квартире прошла, его нигде нет…

– А он ушел, Лесь.

– Как это – ушел? – опешила Леся. – Куда? Ему же нельзя уходить, его ж бандиты поймать могут!

– Не знаю, Лесь… Я и сама удивилась. Ты когда позвонила утром, я на работе была. Ты сказала, что приедешь, и я тут же перезвонила ему, попросила, чтобы дверь тебе открыл…

– Ну?! Чего ты молчишь? Куда он делся, Люд?

– Да говорю же тебе – не знаю! Я пораньше решила домой прийти, с работы отпросилась… Вошла в квартиру, а его нет. Только записка на кухонном столе лежит…

– Покажи! Покажи мне эту записку!

– Да вон, на подоконнике…

Леся взяла в руки мятый клочок старой квитанции, на обороте которой было начеркано быстрым размашистым почерком: «Дима, Люда, я ухожу, спасибо вам за все! В долгу не останусь! Ключи брошу в почтовый ящик».

Леся повертела в руках записку, спросила упавшим голосом:

– И это все?

– Да, все… А что еще может быть? Он ясно все написал…

– Да как же, Люд… Как же ясно, если ничего не ясно… – сглотнув горькую слюну, растерянно проговорила Леся. – Ты же сама знаешь, что ему идти некуда…

– Ну, это уже его проблемы, Лесь! Если захочет, найдет где спрятаться! А может, он уже передумал прятаться… В конце концов, не будет же он всю жизнь взаперти сидеть!

– Да его же убьют, Люда! Как ты этого не можешь понять! Ты же сама себе потом этого не простишь, ты что?

Люда повернулась от плиты, глянула на нее удивленно. Помолчала, потом проговорила тихо:

– А я его разве гнала, Лесь? Вовсе не гнала. И я ему не нянька, если уж на то пошло. Он сам так решил. Если ушел, значит, так надо. Его проблемы. Что ты от меня хочешь еще, не пойму?

– Прости, Люд… Прости… Конечно, я веду себя как ненормальная. Примчалась, хотя меня никто и не звал… Еще и допрос с пристрастием тебе устраиваю. Но я и правда будто с ума сошла, Люд… Меня даже потряхивает нервной дрожью, видишь?

Леся протянула вперед ладони, которые и впрямь тряслись, как у старухи, и Люда вздохнула, глянув на нее с жалостью. Потом спросила тихо:

– Ну чем я тебе могу помочь, Лесечка, чем? Хочешь, валерьянки накапаю? Как же тебя так влюбиться-то угораздило, миленькая моя?

– Да сама не знаю, как вышло… А только я себя потеряла, вконец потеряла. И никакая валерьянка мне уже не поможет. Смешно даже – валерьянка…

– Но ведь надо с собой что-то делать, Лесь? Надо ведь в себя приходить как-то?

– Как, Люд? Как?! Если б я знала…

– Я думаю, тебе надо вернуться домой и найти хорошего врача. Такого, который поможет.

– Тогда уж лучше сразу в психушку залечь… Это ты мне советуешь?

– Если надо, то и в психушку! Но я думаю, до нее дело не дойдет, достаточно будет клиники неврозов. Ты сама-то хоть чувствуешь, до какого ужасного состояния себя довела?