Темное время души

Вместе они освободили новый пенал от целлофановой обертки, вместе поохали над неописуемой красотой расписной крышечки, изучили все нутро, рассуждая, в каком отделе хранить карандаши, в каком ручки, в каком ластики и всякую мелочовку. Лешик, наблюдающий за их суетой из дверей, только покачивал головой из стороны в сторону да улыбался умильно, держа на весу руки, обсыпанные мукой. Но было в этой улыбке еще что-то, кроме умиления. Будто доля трагизма была, неприятия этой счастливой картинки, несоответствия, неуместности… Ничего так и не сказав, вернулся на кухню, мотнув Тане головой незаметно – иди, мол, за мной…

– Ну, Тань, ты прямо волшебница! – проговорил он тихо, когда Татьяна зашла на кухню и опустилась устало на кухонный диванчик. – За три минуты ее растормошила! А я никак не мог… Весь вечер она на меня куксилась. Да еще и температурит немного…

– Да ты сам виноват, Леш… У тебя же такой вид, будто горе какое случилось! А дети же все чувствуют, их не обманешь! Правда, смотреть на тебя жалко, ну честное слово! Что у вас случилось-то? Куда она опять умчалась, матерешка ваша непутевая? Хоть она и подруга мне, а по-другому сказать просто язык не поворачивается! Матерешка, она и есть матерешка! И не сердись на меня за правду, Леш! Я же такая, что думаю, то и говорю! Да как она могла ребенка оставить, если температура? Да я бы на твоем месте… Не сердись, Леш, но… Просто слов правильных не нахожу…

– Я не сержусь, Тань.

– Ой, правда?

– Правда.

– Ой, как хорошо… Обычно ты всегда ее защищаешь и всегда сердишься, если про твою Лесечку кто вдруг что-то плохое скажет. А я…

– Ты ужинать будешь, Тань? – перебил ее на полуслове Лешик, слегка поморщившись. – Я вот тут пельмени леплю, скоро закончу… Лиза попросила пельменей, пришлось подсуетиться, что ж.

– Давай я тебе помогу. Вдвоем быстрее получится.

Таня по-хозяйски повязала фартук, уселась за стол, приговаривая тихо:

– Сейчас мы вдвоем-то… Вмиг пельменей налепим…

– Да, ты права, – улыбнулся ей Лешик, напряженно думая о чем-то своем. И так же тихо повторил за ней: – Вдвоем, оно конечно… Вдвоем всегда быстрее. И легче. И веселее. И лучше… Очень хорошо, когда вдвоем… Замечательно просто!

– Это ты о чем сейчас, Леш? – осторожно подняла на него глаза Татьяна, ловко орудуя пальцами по краю слепленного пельменя. И тут же добавила испуганно: – Нет, ты не думай, я просто так спросила… Мне показалось, что ты… Как-то очень грустно это сказал… И что думаешь сейчас о чем-то таком… Таком… И будто сказать мне что-то хочешь…

– Да. Грустно получилось, наверное, – вздохнув, бросил короткий нерешительный взгляд в ее сторону Лешик. – И да, ты права. Мне надо поговорить с тобой, Тань.

– Давай, говори… Я слушаю… – едва слышно пролепетала Татьяна, не замечая, что пальцы ее продолжают бегать по краю давно слепленного пельменя.

– Даже не знаю, как начать… Помнишь, как ты мне тогда, в кафе, сказала? Ну, что твои двери для нас с Лизой всегда открыты…

– Помню. Леш. Конечно, помню. Я и сейчас могу это повторить, хоть сто раз подряд.

– Значит, не передумала еще?

– Нет, Леш. Чего это я буду передумывать? Такими словами, знаешь ли, просто так не бросаются… Мне трудно было это тебе сказать, да… Боялась, что ты смеяться надо мной будешь. И даже презирать за такое. Получается, что я… Что я хочу…

– Тань, ты только пойми меня правильно, ради бога! Я сейчас на пределе, я должен что-то решить… Потому что так больше жить не могу. Ну, ты ж сама все видела… Это я про Лесю сейчас… Видела, какая она приехала… Не любит она меня, совсем не любит, пусть я хоть наизнанку вывернусь! Едва терпит, понимаешь? Да ладно, меня… Она и Лизу не любит, и Колю… Они-то в чем виноваты, Тань? Им же мать нужна, понимаешь?

– Понимаю, Леш… Еще как понимаю. А ты? Ты ее любишь?

– А что я? Я устал просто. Я живой человек, мне нормально жить хочется! И счастливым быть тоже хочется! Самому быть счастливым, а не другому комфорт создавать героически… А с Лесей я даже и поговорить об этом не могу. Ускользает она тут же, уходит от меня в свои какие-то переживания, как будто я чужой совсем… Наверное, это ужасно неправильно, что я именно тебе все это говорю, не по-мужски… Ну и пусть будет неправильно! Пусть не по-мужски! Зато честно! Кому я могу еще это сказать? Только тебе и могу… Потому что ты меня понимаешь… И да, это и впрямь не по-мужски, наверное, но я сейчас в таком состоянии нахожусь… Как говорится, быть бы живу…

– Леш, ну что ты оправдываешься, ей-богу! Перестань! Ты ни в чем, ни в чем не виноват! И вообще – она не маленькая, проживет и без тебя хорошо… Все живут, и она прекрасно проживет! Подумаешь – мужа с детьми рядом не будет! Ей ведь не дети да муж рядом нужны, ей просто картинка красивая нужна, чтобы все кругом завидовали! Ты этого не понимаешь, может, но я-то все давно вижу! Ну, не будет у нее красивой картинки, и что? От этого еще никто не умирал… А я, Леш… Да я все сделаю для тебя, для Лизочки, я жить ради вас буду! И Коленьку тоже к себе заберем… Ты только доверься мне, Леш… Я все, все для тебя сделаю, да я наизнанку вывернусь, что ты…