Темное время души

– Потому что больше некуда? – тихо-тихо спросила Таня. И опять они замолчали надолго, боясь поднять друг на друга глаза.

– Тань, не надо… – первым не выдержал Лешик. – Давай не будем сейчас ничего обсуждать, ладно? Просто совершим поступок. Мне это решение тоже нелегко далось, ты же знаешь… У нас все будет хорошо, Тань! Обязательно! Не сразу, конечно. Ну и что, пусть не сразу! Главное – ты мне очень нужна. Я тебе верю, понимаешь? А это уже много. Это просто замечательно, когда близкому человеку веришь как самому себе…

«Но ты же не любишь меня совсем! – прокричала про себя Таня отчаянно и тут же сама себя и оборвала: – Тише ты, дурочка… Тише. Всего и сразу захотела, смотри-ка! Все будет у тебя, все будет… Он прав. И любовь будет! Мы ее сами построим по кирпичику, по капельке, создадим-сотворим из заботы, взаимного уважения, веры, из домашнего уюта, из Лизиных сияющих навстречу нам глаз, из воздуха, из космоса – из всего! Дайте только нам время…»

– Тань, а Коленьку я у Ольги Петровны тоже хочу забрать. Ты как?

– Ну чего ты спрашиваешь! Конечно… Только она ведь не отдаст…

– Как это – не отдаст? Родному отцу не отдаст? Он же мой сын, Таня! Мой! Парню же отец нужен!

– И мать… – тихо продолжила его фразу Танька. – Как ты решишь, Леш, так и будет… Я только за! И во всем тебя поддержу. Твои дети – мои дети…

Поздним уже вечером, загрузив до отказа серебристую Лешину «Ауди», они выехали через темную арку со двора, чтобы больше никогда сюда не возвращаться… Никогда.

* * *

Весь следующий день под монотонным, не прекращающимся ни на минуту дождем Леся бродила по городу, прячась под Людиным зонтом и заглядывая тревожно в лица проходящих мимо мужчин, заходила в маленькие уличные кафе, сидела подолгу, замерев, глядя на падающий с тента неровными бусинами хоровод дождевых капель. Так прошел и второй ее день, и третий… Поздними вечерами, возвращаясь, молча садилась на узкий балконный диванчик, сидела, покачиваясь, смотрела застывшими глазами, как колышутся под дождем ветки старой липы – свидетельницы ее короткого то ли счастья, то ли несчастья. Хотя какое может быть счастье? Разве можно назвать счастьем то, что с ней произошло? Если душа попала в темное время и нет сил у нее, бедной, выбраться?

В один из вечеров Дима заглянул на балкон, постоял рядом с ней, повздыхал. Она его будто и не заметила.

– Люд… Ты бы поговорила с ней, что ли? Смотреть ведь жалко. Сидит как кукла, даже глазами не моргает… – тихо проговорил Дима, зайдя на кухню, где Люда мыла посуду после ужина.

– Ты думаешь, я не говорила, что ли? – обернулась она к нему, пожав плечами. – Я уж и так, и сяк… Она же не слышит ничего, вообще ничего. Любой разговор сводится к вопросу, как бы ей Сашу отыскать. Совсем пропала, бедная, совсем пропала…

– Так ты еще поговори, пожалей ее как-то! Уговори, чтобы в руки себя взяла… Не собирается ведь она жить на нашем балконе! Да и дома ее потеряли наверняка… Хотя… Я как-то глянул в ее телефон, там ни одного вызова нет, и она тоже никому не звонила. Может, нам самим ее мужу позвонить, а? Как думаешь?

– Нет, не надо… Как бы еще хуже не сделать… Да и что мы ему скажем, сам подумай? Приезжай, мол, жену свою забери? Если он ей не звонит, значит, и нам ему звонить не надо…

– Ну да. Ты права, наверное. Иди, поговори с ней еще. Давай, иди, я сам посуду помою…

Люда вздохнула, вытерла руки полотенцем, пошла на балкон. Села рядом с Лесей на диван, обняла за плечи, качнула слегка.

– Лесь, ну что ты… Не молчи, Лесь. Вон, даже Димка за тебя уже испугался. И мне тоже страшновато как-то… Ты бы хоть поплакала, что ли! Может, и впрямь со слезами твои потемки вытекут!

Леся только пожала плечами, ничего не ответила. Какое поплакать, о чем это сейчас Люда ей говорит? Казалось, что душа в ней давно уже изошла слезами, выплакала все в себя, внутрь, оставив глаза сухими и пустыми, как две круглые дырки – страшно в зеркало смотреть…

Люда посидела еще немного и больше с разговорами приставать не стала, только смотрела с жалостью. Потом чуть не силой подняла ее с дивана, повела на кухню, усадила за стол, поставила перед ней тарелку с борщом.

– Ешь! Тебе поесть горячего надо! Ты же скоро на мумию ходячую будешь похожа, люди на улицах станут шарахаться! Ешь!

– Я не хочу, Люд… Не могу… Я лучше спать пойду, сил совсем нет…

– Ну иди, что ж…

Леся ушла на балкон, автоматически застелила диванчик, так же автоматически разделась, легла спать. А утром подскочила раньше всех и вышла из квартиры на цыпочках, аккуратно закрыв за собой дверь, и опять кружила по городу – все шла и шла по красивым улицам и набережным, жалко заглядывая в лица проходящих мимо мужчин…

А однажды утром увидела вдруг, как много цветов появилось в городе, как торжественно и важно вышагивают дети, несущие перед собой нарядные букеты, и как, умильно улыбаясь, оглядываются на них спешащие по своим делам прохожие. «Первое сентября же сегодня… – кольнуло болезненно в сердце. – Лиза тоже в школу пошла…»

* * *