Темное зеркало

Внезапно Кристофер заметил высунувшуюся из-за зеркала Элизабет, и его глаза, которые еще мгновение назад казались пустыми и безжизненными, полыхнули безумным огнем и лютой ненавистью. Только сейчас Элизабет до конца осознала, что серийный убийца — не Дэвид Фергюсон, храбро бросившийся защищать ее от Кристофера и угодивший под пулю, предназначавшуюся ей. Это сын преподобного Тэггерти… И он абсолютно безумен.

Элизабет вытянула вперед руку, сжимающую пистолет, который ей в свое время принесла Кассандра, и, стараясь, чтобы голос ее прозвучал твердо и решительно, произнесла:

— Кристофер, остановись! Остановись, или я пристрелю тебя!

— Теперь это не имеет никакого значения, — усмехнулся Тэггерти и, сделав жест в сторону телекамеры, добавил: — Пусть все видят. Пусть все смотрят. Сейчас я за несколько мгновений завершу дело, которому мой отец посвятил всю свою жизнь. А что будет после этого, мне безразлично.

Элизабет в ужасе заметила, как он медленно поднимает пистолет, и… нажала курок. Кристофер дернулся всем телом, пошатнулся, но устоял на ногах и снова, уже с угрожающим видом, двинулся к ней.

«В пистолете всего два патрона, — вспомнила Элизабет слова Кассандры. — У тебя остался всего один…»

Элизабет подняла дрожащую руку и снова нажала курок. Пуля ударила в хрустальную люстру, и множество осколков градом посыпались на нее с потолка, злыми жалящими осами впиваясь в ее обнаженные плечи и руки. Она вскрикнула, в ужасе закрыв лицо руками, а когда отняла их от лица, то увидела, что Кристофер Тэггерти стоит почти рядом с ней и дуло его пистолета нацелено ей в лоб.

— А ведь все могло бы закончиться по-другому, — печально усмехнулся он. — Видит Бог, я не хотел… Да, Элизабет, все могло бы закончиться по-другому, — повторил он. — И для тебя, и для меня…

— Кристофер… пожалуйста, — срывающимся голосом заговорила Элизабет, глядя на того, кого она каждый день видела у входа в телекомпанию вместе со сторонниками преподобного Тэггерти. И он всегда производил на нее благоприятное впечатление, казался разумным человеком, не одобряющим поведения отца и оттого постоянно испытывающим неловкость. Приличный молодой человек… — Кристофер, я не могу поверить в то, что ты собираешься причинить мне вред, — продолжала Элизабет. — Ведь я не заслужила этого. Никогда в жизни я никого не обидела.

— Ты? — с внезапной яростью прервал ее Кристофер. — Ты никого не обидела? Да как ты смеешь так говорить? Ты столько времени издевалась надо мной, унижала меня, а я… любил тебя, боготворил, преклонялся перед тобой и мечтал, что когда-нибудь мы будем вместе. Я считал тебя порядочной женщиной, а ты оказалась обычной блудницей, как справедливо назвал тебя мой отец! Ты спуталась с полицейским, ты плюнула мне в душу! И за это, Элизабет, ты будешь наказана смертью. Ты не захотела стать моей? Но и этому детективу ты принадлежать не будешь никогда!

— Но я даже не подозревала, что ты любишь меня, — еле слышно промолвила Элизабет, понимая, что тянуть время бессмысленно. Этот безумец не остановится ни перед чем, и она сейчас погибнет.

Глядя на стальное дуло пистолета, Элизабет неожиданно вспомнила о Нике, и мысль, что она никогда больше не увидит его, показалась ей невыносимой. Думать об этом было даже мучительнее, чем ожидать собственную смерть. Элизабет закрыла глаза и беззвучно прошептала:

— Ник…

Ник, Фред, Стефани и два охранника Ярборо окружили съемочную площадку, держа под прицелом Тэггерти, но стрелять на поражение пока не решались: Кристофер стоял рядом с Элизабет, и пуля могла попасть в нее. Ник находился к ним ближе других, он слышал все безумные слова, которые произносил Кристофер, и лихорадочно обдумывал ход дальнейших действий. Ник видел: Тэггерти отчего-то медлит, не стреляет, но сознавал, что очень скоро того захлестнет новая вспышка безумной ярости и выстрел обязательно прогремит.

А Элизабет находилась так близко от Кристофера! И Ник видел ужас в ее глазах, пока она их не закрыла…

«Давай, Ник, — мысленно сказал он себе. — Давай…»

Ник О'Коннор глубоко вздохнул, прицелился и сделал то, что, он надеялся, никогда в жизни ему больше делать не придется.

Он нажал курок и оборвал человеческую жизнь.

Элизабет сидела на больничной койке и наблюдала, как медсестра вынимает из ее рук мельчайшие стеклянные осколки, дезинфицирует раны и смазывает их заживляющей мазью. Затем медсестра дала Элизабет болеутоляющую таблетку, и она, выпив ее, с горечью подумала о том, как было бы хорошо, если бы существовали таблетки, успокаивающие душевную боль.

«Все закончилось, — твердила она себе. — Ник застрелил серийного убийцу, и тот никогда уже не сможет отнять чью-либо жизнь. Все закончилось… Не смей больше думать об этом».

Но Элизабет чувствовала себя такой усталой, опустошенной и измученной, что у нее не было даже сил радоваться тому, что все закончилось благополучно. Лишь оглушающая пустота в душе, странное ощущение нереальности происходящего и… сожаление о загубленной жизни молодого еще человека. Да, серийного маньяка, убийцы, безумца, вообразившего себя Богом.