Темногорье

Он очутился в том же помещении, только зеркало было всего лишь одно — то самое. Совсем новое, с розами внизу рамы. Напротив висел портрет молодой женщины: слегка пухленькой, с темными волосами и ярко-карими глазами. Не красавица, но милая. Глеб прочел ее имя, выведенное на изображении: Лика Нова. Юноша огляделся: мраморные стены, цветы и много света, льющегося из окон. Ничто не напоминало лабиринт.

Кто же эта Лика? Наверное, хозяйка поместья. Или один из обликов Дели. Не разобраться. Но что-то вертится в голове: Лика Нова. Новый лик! Очередная подсказка. Только чей? Или чего? Глеб направился к двери, но она оказалась заперта. Значит, надо искать в комнате.

Он возвратился к зеркалу. Поверхность запотела, и на ее поверхности появились буквы: "Помоги мне".

— Что я должен сделать?! — голос срывался.

На стекле показались слова: "Смотри". И перед Глебом возникло видение.

Девушка с портрета стояла перед зеркалом, поджав губы: она была недовольна своим отражением. Ей казалось, что с таким лицом счастье в жизни не светит.

— Ну почему? Почему одним всё, а другим ничего? — вопрошала она. — Вот бы губы чуть пополнее, волосы посветлее, а ресницы гуще, — ворчала Лика. — Как у сестры. Почему я такая невезучая? Пусть бы сестрица родилась уродиной, а не я.

Затем Глеб увидел Лику с парнем. Они о чем-то спорили, девушка хватала парня за руки. Тот вырвался и пошел к двери, бросив на ходу:

— Да кому ты нужна! Ты себя в зеркале видела?

Лика опустилась на колени и зарыдала.

Следующая картина была мрачнее. Лика, вся в черном, чертила пентаграмму. Вскоре весь пол покрывали непонятные надписи и значки. Стены были сплошь увешаны зеркалами. В них бродили тени. Иногда они приникали к поверхности и заглядывали в комнату.

— Прошу подари мне вечную молодость и красоту, — взывала она.

Из нарисованного многоугольника повалил дым, свет замерцал. Тени стали вырываться из зеркал. Одна из них проникла в Лику.

Изображения исчезли, а затем Глеб заметил в отражении позади себя призрак — Лику Нову.

— Спаси меня, — попросила девушка. — Я не этого хотела. Не думала, что получится вот так. А потом стало поздно — я потеряла власть над собой.

— Что мне надо сделать? — спросил Глеб.

Но ответа не последовало — привидение исчезло, а самого поэта вышвырнуло обратно.

Шепот стал сильнее, зеркала шевелились — они напомнили Глебу лепестки хищного растения, которое питалось насекомыми. Казалось, еще немного, и Глеба проглотят и переварят.

— Я знаю, кто ты! — заорал Глеб.

Серебряная поверхность заходила ходуном, словно кто-то старался прорваться через амальгаму.

— Молчи, — голоса нарастали.

— Знаю! — повторил Глеб.

Лица замелькали в хороводе. Они выглядели одновременно встревоженными и угрожающими.

— Замолчи! — взревел монстр.

— Тебя зовут не Дели и не Без де Лица, и даже не Без Лица, — Глеб выкрикивал изо всех сил. — Ты Лика Нова — хозяйка дома! Девушка с глазами, похожими на вишенки.

Послышался стеклянный звон — одно из зеркал лопнуло. Украденные у прохожих облики рассыпались. А Глеб продолжал:

— Твой настоящий портрет спрятан в лабиринте. Ты как сдобная булочка: хорошенькая и аппетитная. А волосы украдены у ночи — такие же черные и шелковые. К ним хочется прикоснуться. И губы — целовать!

Глеб не скупился на комплименты, а дом стонал на разные голоса.

— И ты очень красивая! — последнее поэт произнес шепотом, но этого хватило.

Сверкающие осколки взлетели в воздух, зеркала бились одно за другим. Стеклянный дождь обрушился на поэта, угрожая иссечь в решето. Глеб успел лишь укрыть голову руками. А затем всё стихло.

Он открыл глаза: надо же, обошлось. Рядом стояли Приш и Мёнгере, целые и невредимые. Только очень испуганные. И ни одной царапины ни на ком, что удивительно! А еще висел портрет Лики. Глеб подошел к нему и попрощался. Показалось, что девушка кивнула в ответ. Да, это та самая комната, в которой он был.

— Надо убираться, — произнес Глеб. — И быстро.

Никто не спорил.

Они забрали вещи и выбежали на улицу, где их ждал Хухэ. Даже с кухни ничего не прихватили. А дом словно ждал этого момента. Глубоко вздохнул, по стенам побежали трещины, крыша просела, и, наконец, он рухнул, оставляя после себя облако пыли.

— Не мешало бы табличку предупреждающую повесить, чтобы никто сюда не совался, — произнес Глеб. — Хотя кому нужны развалины?

— Думаешь, здесь до сих пор опасно? — поинтересовался Приш.

— Уверен, — Глеб закинул рюкзак за спину и отправился прочь.

Остальные последовали за ним.

Глава двадцать четвертая. Харма

Приш снова споткнулся. Деревья так долго росли, что мощным корням стало тесно под землей, и они повылезали на поверхность. У Приша корни ассоциировались с пальцами, жадно вцепившимися в дерн. Серые от времени, узловатые и коварные — сложно заметить их, когда крутишь головой во все стороны. А быть начеку приходится, чтобы вновь не попасть в лапы чудовищу, похожему на вязанку хвороста.