Темные аллеи. Окаянные дни

    Болото тихой северной страны
В осенних сумерках таинственней погоста.
    Цветут цветы. Мы не поймем их роста
Из заповедных недр, их сонной глубины.

    Порой, грустя, мы вспоминаем что-то…

Но что? Мы и земле и Богу далеки…
    В гробах трясин родятся огоньки…
Во тьме родится свет… Мы – огоньки болота.

〈1906–1907

〉

С корабля

Для жизни жизнь! Вот пенные буруны
У сизых каменистых берегов.
Вон красный киль давно разбитой шхуны…
Но кто жалеет мертвых рыбаков?

В сыром песке на солнце сохнут кости…

Но радость неба, свет и бирюза,
Еще свежей при утреннем норд-осте —
И блеск костей лишь радует глаза.

〈1906–1907

〉

Обвал

В степи, с обрыва, на сто миль
Морская ширь открыта взорам.
Внизу, в стремнине – глина, пыль,
Щепа и кости с мелким сором.

Гудели ночью тополя,

В дремоте море бушевало —
Вдруг тяжко охнула земля,
Весь берег дрогнул от обвала!

Сегодня там стоят, глядят

И алой, белой повиликой
На солнце зонтики блестят
Над бездной пенистой и дикой.

Никто не знал, что здесь – погост,

Да и теперь – кому он нужен!
Весенний ветер свеж и прост,
Он только с молодостью дружен!

Внизу – щепа, гробы в пыли…

Да море берег косит, косит
Серпами волн – и от земли
Далеко сор ее уносит!

〈1906–1907

〉

«Вдоль этих плоских знойных берегов…»

Вдоль этих плоских знойных берегов
Лежат пески, торчат кусты дзарига.
И моря пышноцветное индиго
Равниною глядит из-за песков.

Нет даже чаек. Слабо проползает

Шуршащий краб. Желтеют кости рыб.
И берегов краснеющий изгиб
В лиловых полутонах исчезает.

〈1906–1907

〉

Из анатолийских песней

ДЕВИЧЬЯ

Свежий ветер дует в сумерках
    На скалистый островок.
Закачалась чайка серая
    Под скалой, как поплавок.

Под крыло головку спрятала

    И забылась в полусне.
Я бы тоже позабылася
    На качающей волне!

Поздно ночью в саклю темную

    Грусть и скуку принесешь.
Поздно ночью с милым встретишься,
    Да и то когда заснешь!

〈1906–1907

〉

С обезьяной