Темные аллеи. Окаянные дни

Чернеет зыбкий горизонт,
Над белым блеском острых волн
Змеится молний быстрый блеск
И бьет прибой мой узкий челн.

Сырой и теплый ураган

Проносится в сыром лесу,
И сыплет изумрудный лес
Свою жемчужную красу.

Стою у хижины твоей:

Ты на циновке голубой,
На скользких лыках сладко спишь,
И ветер веет над тобой.

Ты спишь с улыбкой, мой цветок.

Пустая хижина твоя,
В ненастный вечер, на ветру,
Благоухает от тебя.

Ресницы смольные смежив,

Закрывши длинные глаза,
Окутав бедра кисеей,
Ты изогнулась, как лоза.

Мала твоя тугая грудь,

И кожа смуглая гладка,
И влажная нежна ладонь,
И крепкая кругла рука.

И золотые позвонки

Висят на щиколках твоих,
Янтарных, твердых, как кокос,
И сон твой беззаботный тих.

Но черен, черен горизонт!

Зловеще грому вторит гром,
Темнеет лес, и океан
Сверкает острым серебром.

Твои уста – пчелиный мед,

Твой смех счастливый – щебет птиц,
Но, женщина, люби лишь раз,
Не поднимай для всех ресниц!

Ты легче лани на бегу,

Но вот на лань, из тростников,
Метнулся розовый огонь
Двух желтых суженных зрачков:

О женщина! Люби лишь раз!

Твой смех лукав и лгал твой рот —
Клинок мой медный раскален
В моей руке – и метко бьет.

Вот пьяные твои глаза,

Вот побелевшие уста.
Вздувает буря парус мой,
Во мраке вьется блеск холста.

Клинком я голову отсек

В единый взмах от шеи прочь,
Косою к мачте привязал —
И снова в путь, во мрак и ночь.

Раскалывает небо гром —

И озаряет надо мной
По мачте льющуюся кровь
И лик, качаемый волной.

23. I.16

«В столетнем мраке черной ели…»

В столетнем мраке черной ели
Истлела темная заря,
И светляки в кустах горели
Зеленым дымом янтаря.
И на скамье сидел я старой,
И парка сумеречный сон
Меня баюкал смутной чарой
Далеких дедовских времен.
И ты играла в темной зале
С открытой дверью на балкон,
И пела грусть твоей рояли
Про невозвратный небосклон,
Что был над садом – бледный, ровный,
Ночной, июньский, – тот, где след
Души счастливой и любовной,
Души моих далеких лет.

〈1907 – 16.VII.16

〉

«Мне вечор, младой, скучен терем был…»

Мне вечор, младой, скучен терем был,
Темен свет-ночник, страшен Спасов лик.
Вотчим-батюшка самоцвет укрыл
В кипарисовый дорогой тайник!

А любезный друг далеко, в торгу,

Похваляется для другой конем,
Шубу длинную волочит в снегу,
Светит ей огнем, золотым перстнём.

24. I.16

Дурман