Темные алтари

Правда, у цветных было оружие: один-два револьвера — как, например, тяжелый кольт Абрахама в шкафу, стоящем у них в спальне, — один-два охотничьих карабина или автоматическая винтовка Джо-Джо Моизеса. Но и само оружие, и патроны к нему доставались им опять-таки от белых.

В течение двух веков и даже больше, о чем так красиво говорил Рикоуэр Эйблер, черные предки трудились и умирали в бедности, отдавая свою кровь и пот за сегодняшнее изобилие. Но потомки не видели этого изобилия и, в сущности, опять ничего не имели и не могли иметь до тех пор, пока не станут хотя бы равноправными владельцами того, чем обладали белые люди. Чуть ли не умышленно их отрывали от земли, от их корней, превращая в легко заменимый придаток промышленности{40}, на который взвалили повсюду в стране самую неквалифицированную, самую тяжелую и самую грязную работу.

Взрывоопасной была вся местность со старым фортом, с городом и пригородом, с прериями и далями за горизонтом, который Эдмония никогда не переступала, но, куда ни обернись всюду вокруг нее булькала неукротимая над огненно-красным ядром земли, все та же черная, как антрацит, страшная магма.

«Где ты, Сьюзан Кей? Где?»

Она знала: в нагретом солнцем дворе форта беззаботно прогуливаются дети, женщины, мужчины. В светлом прямоугольнике двери мелькали перед Эдмонией улыбающиеся, довольные лица самых щедрых благотворителей, пожертвовавших средства на восстановление старого форта, — промышленников Берригана и Кремера, банкиров Морриса и Макмера, представителей страховой компании Кьювера, богатых собственников Эспина, Редфорда, Тэккея, Зекмана и десятков других, им подобных. Все — масоны «Вольных каменщиков» и «Великого Востока», почтенные мужи, пожаловавшие сюда со своими семьями. Изысканное общество с нежных, как бархат, холмов Дрейтон-парка и зеленых полей для гольфа при «Крамбли-клубе» смешалось в толпе с обыкновенными служащими и рабочими фабрик, контор, складов, с простыми фермерами. Негритянка понимала все это, прислушивалась к веселому шуму, сопровождавшемуся барабанным боем и мелодичными звуками флейт, и вместе с тем не она — сердце ее не могло поверить в мирное празднество белых людей.

Чья-то тень мелькнула в дверном проеме и прокралась вдоль деревянной стены кухни.

Это была Сьюзан Кей — подтянутая, стройная, как юноша, в застегнутой доверху куртке, в надвинутой до ушей шапке с металлической кокардой континентальной армии.

— Будь здесь, прошу тебя! — прошептала она. — Ни в коем случае не выходи!

Эдмония почувствовала, как в ее груди шевельнулось так долго таившееся предчувствие.

Сьюзан Кей замерла, прислонясь спиной к бревенчатой стене. Она почти не дышала, ее сдерживаемое волнение передалось негритянке.

— Сьюзан Кей! — сказала она.

Ей хотелось спросить белую девушку, что случилось, но до сих пор она никогда и ни о чем не спрашивала — ни один чернокожий ни о чем подобном не спрашивал ни у одного белого человека.

Толпа валила к помещениям на втором этаже, и только время от времени кто-нибудь из отставших заглядывал в кухню. Уставшие барабанщики и флейтисты играли без прежнего вдохновения, будто по инерции, бесконечный походный марш звучал уже вяло, словно бы растворяясь в трепещущем зное.

Сьюзан Кей дышала все так же затаенно, Эдмония чувствовала, как в ней растет и собирается в комок ее огромное, не выдаваемое ни словом, ни жестом напряжение. Ее глаза наполнились горячим темным блеском.

Сьюзан Кей легко прикоснулась к ее руке тонкими пальцами, а потом отступила, снова опустив руки.

— Не выходи, прошу тебя! — повторила она.

И в тот же миг в дверях появился Рикоуэр Эйблер. Эдмония сразу узнала его высокую фигуру и гордо поднятую голову. Он стоял неподвижно, явно ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку.

Затем шагнул вперед.

Сьюзан Кей, обмякнув, вжалась в стену, словно хотела в ней раствориться. Эдмонии показалось, что девушка стала меньше ростом, и вместе с тем возникло ощущение, что цветной здесь нет, что лучше бы ее вообще не было, чтобы два белых человека не заметили присутствия третьего; негритянка подсознательно поступала так, будто ее и не было, — казалось, померк даже горячий блеск ее глаз.

Сьюзан Кей не шевельнулась. Только вызывающе подняла глаза.

Рикоуэр Эйблер подошел к ней. На Эдмонию он не посмотрел, будто ее действительно не существовало.

— Я жду, — сказал он, глядя в упор в немигающие светлые глаза девушки. — Я тебя не вижу, а ты не даешь о себе знать. Может, объяснишь, почему?

Его голос и на высоких нотах, когда он произносил речь, и сейчас, на низких, подкупал приятным тембром. Казалось, человек с таким общественным положением, как у него, и должен говорить только так и никак не иначе.

— Я жду, Сью!

Эдмония впервые слышала, как кто-то с такой неподражаемой теплотой произносит имя Сьюзан Кей — вообще так можно обращаться только к влюбленному и безумно любимому, желанному человеку, — и ощутила вдруг затопившее ее блаженство, но, как и ранее, ничем себя не выдала.

Не сводя с него глаз, Сьюзан Кей покачала головой:

— Бессмысленно!