Историки эмоций очень серьезно относятся к взаимоотношениям между науками о жизни и гуманитарными науками. В своем новаторском введении в эту область Ян Плампер рассматривает полярность между универсализмом и социальным конструктивизмом в двух больших главах, посвященных наукам о жизни и антропологии соответственно. Апогей социального конструктивизма пришелся на культурный поворот 1990-х годов, и Плампер изображает эту диаду скорее как спектр, метафору, открывающую возможность продуктивного компромисса. Однако после нескольких лет погружения в науку он пессимистично оценивает потенциал содержательной междисциплинарности между историками и учеными-биологами, ссылаясь не столько на расхождения между универсализмом и конструктивизмом, сколько на более фундаментальные различия в методах и исследовательских вопросах. Другие историки эмоций, например Роб Боддайс, с большим оптимизмом отмечают последние тенденции в нейронауке, подчеркивающие пластичность мозга, что имеет параллели в области эпигенетики и микроэволюции: внимание ученых все больше сосредотачивается на сложном переплетении биологии человека с окружающей средой и опытом, что открывает возможности для "биокультурного" взгляда на человека, в котором само тело не является биологической константой, но "мировым" и историческим. Как подчеркивает Боддис, эти подходы в целом совпадают с интересом историков к связи опыта с историческими изменениями. В настоящее время новый диалог между нейронаукой и историей может развернуться на фоне более широкого ниспровержения полярности между природой и культурой. Эмоции находятся в центре внимания именно потому, что они пересекают материально-неврологическое-телесное и культурно-историческое-экспериментальное измерения и, таким образом, обладают потенциалом для преодоления бинарной оппозиции. Пинкер - универсалист - не участвует в этом проекте.
История эмоций - слишком обширная область, чтобы кратко изложить ее суть, поэтому я вкратце обрисую некоторые ее основные контуры и ведущих фигур, чтобы установить рамки, через которые мы сможем критически оценить тезис Пинкера. Первыми современными учеными, которые обратились к истории эмоций как к самостоятельной области, были Питер Стернс и Кэрол Стернс в 1980-х годах. Их главным нововведением стало разграничение эмоций, которые они определили как "сложный набор взаимодействий", включающих как физиологические, так и когнитивные процессы, порождающие чувства, и "эмоционологии" - нового термина, который охватывал "отношение или стандарты, которые общество или определенная группа внутри общества поддерживает в отношении основных эмоций и их соответствующего выражения". По их мнению, если "эмоции" недоступны для исторического исследования, то "эмоциология" - вполне. И хотя этот подход иногда отклонялся в сторону представления об эмоциях (и даже "базовых эмоциях") как о неявно врожденной и универсальной сфере, своего рода материальной подструктуре эмоциональных норм (эмоционологии) как культурной надстройки, тем не менее он открывал путь для исторического изучения эмоционального выражения, установок и стандартов в данном обществе, настаивая как на историчности этих стилей, так и на их активном значении для всех сторон опыта, социальной жизни и исторических изменений. Термин "эмоционология" так и не прижился, но программный призыв стимулировал новые подходы к социальной истории отдельных эмоций, таких как гнев, страх или любовь, и открыл более широкие вопросы, касающиеся эмоциональных норм, включая модели эмоционального сдерживания (контроля) или выплеска, а также динамики изменений во времени.